Конечно, это было совсем не так, но этой виртуозной ложью церковное лобби хотело не только помешать внедрению обязательных внеконфессиональных уроков этики, но и одновременно ввести в школьную программу обязательное конфессиональное религиозное обучение. В Берлине его нет до сих пор: участие в нем является добровольным, отметки заносятся в отдельный аттестат и никак не влияют на переход в следующие классы. Поэтому вместо того, чтобы вводить общий класс этики, представители Pro Reli теперь требуют, чтобы учащиеся выбирали между религией и этикой, – и в то же время религия должна стать стандартным предметом, то есть оцениваться и влиять на перевод в следующий класс так же, как математика, немецкий или английский.
Pro Reli якобы требовала свободы выбора, на самом же деле хотела ввести принудительное голосование и тем самым ограничить свободу. А поскольку от организации, претендующей на то, что она изобрела любовь к ближнему (и, следовательно, благотворительность), в действительности ответственна за тысячелетие мрака и порчи, ожидать можно было чего угодно, в меня вселилась тревога.
Pro Reli хотела добиться на референдуме того, чтобы теперь ученицы и ученики могли успешно изучать и в Берлине предметы не только научные, но и религиозные.
Объединившись с финансово сильными партнерами, компания, по-видимому, пустила в ход все средства и вскоре по всему городу, в основном в метро и на пригородных станциях, разместила плакаты, где в различных формах повторялась преднамеренная и целенаправленная ложь: мол, Берлинский Сенат хочет отменить религиозное образование, и это вопреки тому, что ценности сообщаются нам исключительно Богом! То же самое внушалось через радиорекламу, через многочисленные газетные статьи и интервью и через заявления личного характера: Ангела Меркель, Франк-Вальтер Штайнмайер, Вольфганг Тирзе, Андреа Налес, но также и Гюнтер Яух, и даже столь умные люди, как Эккарт фон Хирш-хаузен, без всякого сожаления поддержали эту кампанию богопоклонников «Пеппи Длинныйчулок»: ведь они издавна делали мир таким, каким он им нравится![6]6
С такими краплеными тузами в рукаве активисты Pro Reli устремились не только в церкви, но и на улицы, собирая там подписи для проведения референдума – с умеренным успехом: крайний срок подходил к концу, а подписей было недостаточно. И берлинцы, как и я раньше, подумали: «Религия? Да ведь она мне совершенно по фигу!»
И поскольку ГОСПОДУ и его наземному экипажу могло помочь разве что чудо – оно-то и произошло: в образе Берлинской Транспортной Компании.
Те, которые принципиально не допускали никакого сбора подписей в своей сфере бизнеса, сделали-таки для Pro Reli первое и последнее исключение в истории общественного транспорта. Целые полчища записных христиан ринулись в вагоны и в автобусы, рассказывали людям, что они сами думали – что Берлинский Сенат хочет упразднить религиозное обучение, а они, напротив, выступают за свободу, – в общем, им удалось до истечения срока набрать достаточно имен тех людей, которые либо действительно считали, что отдельное религиозное образование будет способствовать диалогу религий, либо просто подписались как сомневающиеся.
День за днем следил я за всем этим цирком и никак не мог понять, почему же религия была мне раньше безразлична, – такое меня охватило негодование!
Дзынь: 19 900 евро.
На пике этого негодования я написал свои первые посты на соответствующих страницах Фейсбука, сразу попал в команду виртуального планирования кампании по отправке атеистических автобусов также и на территории Германии, и вскоре меня пригласили на первую реальную встречу.
Так что однажды после полудня я прошел через задворки Кройцберга в офис рекламного агентства, где шестеро других активистов встречались уже во второй раз – и одним из них был политолог Карстен Фрерк. Впервые я оказался в компании людей, хотя и незнакомых, но, как и я, возмущенных высокомерием религиозного лобби и его наглой ложью. И раз уж я смог наконец дать выход своему негодованию, то говорил бы еще долго, если бы меня не перебил один из активистов.
«Тебе, похоже, нравится говорить, не так ли? – улыбаясь, он протянул мне мобильный телефон с оплаченным тарифом. – Я хотел бы предложить тебе стать пресс-секретарем нашей кампании. Ты когда-нибудь брал интервью?»
Я покачал головой.
«Тогда мы поупражняемся в этом сегодня. Что думают другие?»
Остальные пятеро кивнули, и после подробного инструктажа я, наконец, стал официальным пресс-секретарем автобусной кампании.
«А кто ты, собственно, по профессии?» – спросил меня наконец Педер, когда семерка безбожников собирала свои вещи и заканчивала работу этого дня.
«Ну… я – ваш пресс-секретарь», – правдиво ответил я.
Остальные рассмеялись и переглянулись в некотором смущении.
«Нет, серьезно, – спросила на этот раз Эвелин, фотограф, – чем ты зарабатываешь на жизнь?»
«Хороший вопрос! – я почесал подбородок. – Закончил изучать педагогику две недели назад, теперь я ожидаю, как оценят мой диплом, и тем временем подыскиваю работу. Больше всего, конечно же, мне хотелось бы заняться чем-то таким, что оставляло бы мне время для нашего дела».
«Тогда стань учителем! – предложил муж Эвелин Карстен. – Сенату отчаянно требуются учителя, а тебе это как раз подходит. У тебя будет оставаться время и для атеизма».
«Теоретически, да, но я… – Мысль, что я буду стоять перед классом, бросала меня то в жар, то в холод. – Я совсем не хочу следовать по стопам моих родителей!»
Дзынь: 19 915 евро.
Через две недели я устраиваюсь на работу в качестве помощника директора начальной школы, зарабатываю несколько евро и, проверяя домашние задание, задаюсь вопросом: разве это не безумие – быть в наше время учителем, ведь дети – такие сумасшедшие, и агрессивные, и бесконечно далекие от того уровня обучения, который подобает их возрасту.
Я работаю в школе до полудня, а затем провожу время в кругу семерых безбожников. Там, прежде всего от Карстена Фрерка, я могу узнать, как давно уже он и различные ассоциации и фонды действуют, добиваясь разделения церкви и государства, и как сильно сопротивление христианского лобби в партиях и официальных церквах, несмотря на то что при т. н. секуляризме речь идет о конституционном принципе7.
Тогда, в 2009 году, я уже с осторожностью намекнул на то, какую роль в этом контексте сыграл бы ислам.
Попутно мы переводим английский слоган – возможно, типично по-немецки, несколько чопорно:
«Никакого Бога (с вероятностью, приближающейся к уверенности) не существует» —
и мастерим свою домашнюю страницу. Здесь сторонники акции могут не только жертвовать, но и голосовать при каждом пожертвовании, какой из пяти заголовков они хотели бы видеть на первых автобусах. Успех не заставляет себя ждать:
Наполиеииая жизнь не нуждается в вере — вот этот заголовок нам особенно нравится.
Нечего спорить и о том, где мы начнем свою акцию: разумеется, в столице диаспоры, где 63 процента жителей не принадлежат ни к какой конфессии, а церкви