В надежде увидеть мисс Клейтон я полетел в Каир и лишь на месте понял, что совершил ошибку. Мисс Клейтон только что покинула отель, но уехала ли она из страны, в отеле мне сообщить отказались. Я решил использовать пребывание в Египте, чтобы попытаться узнать что-либо о Муссе. Визиты к антикварам Каира результатов не дали, да к тому же я встретил столько недоверия с их стороны, что уже через пару дней покинул город и направился в Минию, город в центральном Египте, где когда-то у меня были знакомые — семья с тремя сыновьями, — жившие расхищением захоронений в регионе Тель эль-Амарна. Но и здесь имя Муссы не было известно, так что я, несолоно хлебавши, вернулся домой.
Я потратил массу времени на расследование, не продвинувшись при этом ни на шаг, и вернулся к книге, которую мне уже пора было сдавать, отложив поиски, но не в силах перестать размышлять о них.
Прошло уже около года, когда я неожиданно получил письмо от Касара, в котором говорилось, что Мусса умер — на этот раз действительно, — и среди оставленного им имущества есть нечто, могущее меня заинтересовать. Я в тот же день отправился в Дюссельдорф. К моему удивлению, я нашел Касара живущим в мире и согласии с бывшей супругой Муссы. О покойном речь не заводилась. Касар передал мне свиток потемневших, исписанных арабской вязью документов, грязных и потрепанных, являвшихся итогом долгой кропотливой работы. Они были найдены в запертом ящике Муссы.
Я вопросительно посмотрел на Касара, он же ожидал, что я прочту бумаги, тогда мне все станет ясно. При этом он многозначительно ухмылялся. Я не знаю арабского, поэтому сказал, что мне, видимо, понадобится переводчик. Касар согласился.
Знает ли он, что написано в бумагах? Конечно, ответил Касар, хотя и не все, но достаточно для того, чтобы события, связанные с Муссой и его жизнью, стали казаться ему теперь куда менее загадочными. Конечно, я загорелся желанием узнать, какую информацию содержит свиток, находившийся у меня в руках, но Касар с почти садистским упрямством отказался даже намекнуть на это. Он сказал, что я могу забрать бумаги, так как, скорее всего, я — единственный, кто в полной мере сможет постичь все написанное в них. Он почти уверен, что на их основе, в конце концов, будет написана книга.
Касар оказался прав. Ежедневно я провожу три часа с г-жой Ширин, египтянкой из Мюнхена — она переводит для меня с арабского языка записи Муссы, я же делаю заметки. Иногда то, что я слышу, настолько захватывает, что я забываю о собственных записях, позже же мне приходится восстанавливать услышанное по памяти. Многое мне пришлось переписать так, чтобы сделать мысль более ясной, однако я приложил все усилия для того, чтобы максимально приблизить стиль к оригинальному. Сведения же, отсутствовавшие в дневнике — а речь, без сомнения, идет именно о дневнике, — я черпал из независимых источников.
Итак, у вас в руках история, написанная Омаром Муссой, человеком, приблизившимся к непостижимому.
1
«Мена Хаус» и «Зимний дворец»
«И всякому человеку Мы прикрепили птицу к его шее и выведем для него в день воскресения книгу, которую он встретит разверстой: „Прочти твою книгу! Довольно для тебя в самом себе счетчика!“»
Коран, 17 сура (14, 15)[2]
«Во имя Аллаха Милостивого, Милосердного!» — так начинаются записки Омара Муссы. «Перед вами — слова состарившегося преступника, жить которому, вероятно, осталось недели две, может, пару месяцев, и которого муки совести довели до отчаяния. Перед вами тайны, известные Омару Муссе, которые он никому прежде не поверял, потому что, с одной стороны, нет смысла в громких речах, ведь Аллаху ведомы самые темные тайны, с другой стороны, мне не поверила бы ни одна живая душа. Да, я взял на себя грех, но было это предрешено судьбой и случилось по воле Всевышнего, прощающего нам все грехи, кроме неуважения к Нему. Такого я не позволял себе никогда. Как никогда не нарушал поста в девятый месяц и всегда помнил о ночи, когда на землю был спущен Коран. Я совершил паломничество в Мекку, считал долгом ежедневное вознесение молитвы и омовения, а когда дела мои шли хорошо, платил налог на содержание бедных. Вино, свинина, кровь и умершие своей смертью животные вызывали у меня отвращение. Женщины, повстречавшиеся мне на жизненном пути, не имели причин для жалоб, а та, с которой я сочетался браком, переживет меня».
Омар Мусса имел бы полное право быть довольным своей жизнью, начавшейся незаметно, как путь Моисея, и ожидать места в Саду Вечности, которое ждет каждого истинно верующего, если бы не бремя, возложенное на него около полувека назад, когда ему довелось увидеть вещи, которые не созерцал прежде ни один смертный. После чего его скромная жизнь начала меняться день ото дня.
Чтобы ясно представить себе весь путь Муссы, необходимо ознакомиться с его жизнью — такой, как помнит ее он сам или как ему о ней рассказывали. Его рождение было темным, как песчаная буря, он не знал ни отца, ни матери — ему еще и двух дней от роду не было, когда его положили в кожаный мешок и привязали к щеколде ворот караван-сарая, расположенного напротив отеля «Мена Хаус». Старый Мусса, владелец семи верблюдов и отец многих детей, взял ребенка в семью (одним ртом больше, одним меньше) и воспитывал, как своего собственного. Много раз за год на щеколде, на которой нашли ребенка, появлялся мешок с деньгами, и никто не догадывался о его происхождении, тогда как его значение было ясно всем.
Первые воспоминания Омара относятся к возрасту лет трех, не позднее. Когда старый отец Мусса, худой, морщинистый мужчина с черными бородой и бровями над глубоко посаженными глазами, вложил в его маленькие ручки огромный набут, он едва мог ухватить его. Эта деревянная, обитая гвоздями палка, по словам Муссы, символизировала мужскую силу — чего в тот момент Мусса понять еще не мог. Зато он неплохо научился