ее, и маленькая Мария думает, что видит саму мать, которая просто уснула и скоро проснется, и что скоро все будет как раньше. Но меня это не трогает, хотя принцесса Екатерина склоняет голову и берет маленькую принцессу за руку. Мне же вся эта чувствительность кажется невыносимой глупостью, присущей всей нашей семье, за исключением бабушки. Мы никогда не сможем стать истинно великими королями, если не избавимся от этих жалких качеств. А теперь еще и отец отрешился от правления, отказывается есть и видеться с кем-либо из нас, даже со мной. Он выглядит таким жалким, что я не нахожу слов, чтобы выразить свое негодование и боль.

Это я, королева Шотландии, должна занять комнаты матери и взять в свои руки бразды правления двором. Это мне должно теперь принадлежать все лучшее во дворце и все горничные должны прислуживать. Но все пошло не так: всех ее служанок и родню отправили по домам, даже не спросив моего мнения, и они разъехались по своим семьям, в Лондоне или в пригородах.

Хоть я и не самая влиятельная из рода Тюдоров, но я – единственная королева в Англии, меня держат в моих прежних комнатах. Мне даже не сшили новых траурных платьев, и мне приходится довольствоваться теми, что были пошиты для траура по Артуру. И я никак не могу привыкнуть к мысли, что ее больше нет: мне все время кажется, что я вот-вот ее увижу или услышу ее голос. Однажды я даже ловлю себя на том, что иду в ее комнаты, чтобы встретиться с ней, и только возле дверей вспоминаю, что они закрыты, а комнаты пусты. Удивительно, как такой тихий и не привлекающий к себе внимания человек, готовый в любую минуту отступить в сторону, чтобы дать пространство другим, мог оставить после себя такое мучительно острое ощущение пустоты.

Бабушка говорит, что Господь забрал мою мать, чтобы показать нам – в каждой радости есть печаль, а власть и мирские утехи – удовольствия проходящие. Я нисколько не сомневаюсь, что бабушка слышит самого Всевышнего, потому что она всегда во всем уверена, а ее исповедник, епископ Фишер, – самый святой человек, которого я знаю. Однако Господь так и не смог научить меня пренебрежению мирскими радостями. Более того, смерть матери, последовавшая так скоро за смертью брата, будит во мне страстное стремление обрести богатства моей собственной короны, потому что они сулили мне защиту и безопасность. Мне кажется, что все, кого я любила, бросили меня и что никому из людей нельзя доверять. Единственное в этом мире, на что можно положиться, – это власть и богатство, и в моей собственной жизни мне остался только мой будущий титул. Все мои надежды и упования помещаются в моей шкатулке с драгоценностями и сундуке со свадебным платьем. Я с нетерпением жду, когда же я стану обладательницей колоссального состояния, полагающегося мне по брачному договору.

Я должна была уехать из Англии этим летом, и эти планы остались неизменными. А раз меня больше ничто не держало дома, я была очень рада отъезду. Король Яков Шотландский весьма неплох, как неплохо и его обещание, благодаря которому по брачному договору я буду получать щедрые дары: шесть тысяч фунтов в год с тех земель, которые он передает мне в дополнение к тысяче в год на мое содержание. Он будет платить моим двадцати четырем английским слугам и содержать мой двор. Если ему не посчастливится умереть, а это вполне возможно, поскольку он весьма стар, то мне, как его вдове, достанется целое состояние: замок Ньюарк, королевский лес Этрик и многое-многое другое. Вот на что я могу рассчитывать: на богатство и корону. Все остальное, даже любовь моей матери, может исчезнуть за одну ночь. Это я теперь знаю точно.

К своему удивлению, я понимаю, что не хочу уезжать, не помирившись с братом, Гарри, и отправляюсь на его поиски.

Я нахожу его в комнате бабушки, где он читает ей из Псалтиря на латыни. До меня доносится сквозь закрытую дверь его звонкий голос и чудесное произношение. Он не прекращает чтения, когда охранник распахивает передо мной дверь, хоть и бросает на меня взгляд поверх книги. Брат и бабушка кажутся олицетворением Юности и Старости, замершими в обрамлении резной арки оконного проема для того, чтобы быть запечатленными кистью художника. Оба в роскошном черном бархате, а солнечный свет на золотистой копне волос брата кажется сияющим нимбом. На голове у бабушки красуется строгий белый апостольник, который делает ее похожей на монахиню. Им следовало бы обоим прекратить то, что они делали, и поклониться, но бабушка лишь приветствует меня кивком и жестом велит Гарри продолжать, словно его занятие куда важнее моего присутствия.

Я смотрю на них с усталой неприязнью. Они оба так стройны, высоки и красивы, а я – крепка и невелика ростом, не в духе, и к тому же мне жарко. Они выглядят именно так, как подобает королям, а я выгляжу разряженной в пух и прах.

Я молча кланяюсь бабушке и сажусь на обложенный подушками подоконник, что делает меня немного выше ее. Гарри продолжает читать дальше, и проходит целая вечность, пока она наконец не говорит:

– Это было прекрасно, ваша светлость, благодарю вас, мальчик мой.

В ответ Гарри кланяется, закрывает книгу и передает ее со словами:

– Это я должен благодарить вас за то, что вы вложили слова великой мудрости, и так дивно иллюстрированные, в мои руки.

Они обмениваются взглядами взаимного обожания, и бабушка отправляется в собственную небольшую часовенку для молитвы. Ее приближенные следуют за ней, и мы с Гарри остаемся одни.

– Гарри, прости меня за то, что я тебе наговорила, когда умер Артур, – выпаливаю я.

Он элегантно склоняет голову. Гарри любит принимать извинения.

– Мне было очень плохо, – продолжаю я. – Я просто не понимала, что говорила.

– А потом все стало еще хуже. – Он уже забыл о своем горделивом торжестве, и я почти ощущаю его боль. Боль еще мальчика, не мужа, потерявшего свою мать, единственного человека, который действительно его любил.

Я неловко встаю на ноги и протягиваю ему навстречу руки. Когда я обнимаю его, мне почти кажется, что я обнимаю Артура, настолько Гарри высок и силен.

– Брат мой, – осторожно пробую я слова на вкус. Я никогда раньше не испытывала нежных чувств к Гарри. – Брат мой.

– Сестра моя, – отвечает он.

Мы мгновение держим друг друга в объятиях, и я начинаю думать, что они приносят мне утешение. Он мой брат, сильный, как жеребенок, и такой же одинокий, как я. Может быть, я смогу ему доверять. И он сможет доверять мне.

– Знаешь, однажды я стану королем Англии, – говорит