2 страница
практически нет информации, поскольку она основывается на способности представить себе жизненную ситуацию другого существа. Адам Смит, основоположник экономической теории, вероятно, имел в виду поступки, подобные действиям Куни (совершаемые, правда, не обезьяной), когда более двух веков назад предложил нам самое долгоживущее определение сопереживания как «способность переноситься воображением на место страдающего»[1].

Возможность того, что эмпатия является частью нашего обезьяньего наследия, должна была бы нас обрадовать, однако не в наших привычках признавать и принимать все стороны собственной природы. Когда люди совершают геноцид, мы называем их «животными» или «зверями». Но когда кто-то помогает бедным, мы восхваляем его за «гуманность». Нам нравится приписывать второй из этих видов поведения только самим себе. Пока однажды человекообразная обезьяна не спасла представителя нашего вида, общественное сознание не допускало возможности существования гуманности у кого-либо помимо людей. Это произошло 16 августа 1996 г.: восьмилетняя самка гориллы по имени Бинти Джуа помогла трехлетнему мальчику, упавшему с высоты более 5 м в обезьяний вольер в Чикагском зоопарке Брукфилда. Бинти среагировала моментально – подобрала малыша и отнесла его в безопасное место. Она уселась на бревно возле ручья, держа ребенка на коленях, несколько раз ласково погладила его и отдала смотрителям зоопарка. Этот простой акт сочувствия, заснятый на видео и разошедшийся по всему миру, тронул сердца многих людей, а Бинти прославили как героиню. Впервые в истории США обезьяна фигурировала в речах ведущих политиков, сделавших из нее образцовый пример сострадания.

Двуликий Янус человеческой природы

Тот факт, что поведение Бинти вызвало такое удивление у людей, многое говорит о том, как животные обычно изображаются в средствах массовой информации. На самом деле она не совершила ничего из ряда вон выходящего – или, по крайней мере, ничего, что человекообразная обезьяна не сделала бы для любого детеныша собственного вида. В то время как в современных документальных фильмах о природе центральное место занимают свирепые и кровожадные твари (или отважные мужчины, повергающие их наземь), я считаю жизненно необходимым рассказать об истинной глубине и многообразии нашей связи с природой. Эта книга исследует восхитительные и пугающие параллели между поведением приматов и нашим собственным, уделяя равное внимание хорошему, плохому и отталкивающему.

Нам выпала счастливая возможность изучать двух близких родственников-приматов, причем различающихся как ночь и день. Одни – угрюмые и грубые на вид амбициозные типы, плохо контролирующие агрессию. Другие – эгалитаристы и любители беззаботной жизни. Все без исключения слышали о шимпанзе, они известны науке с XVII в. Их иерархическое и жестокое, вплоть до убийств, поведение породило распространенное в обществе представление о людях как «обезьянах-убийцах». Некоторые ученые говорят, что таково наше биологическое предназначение: захватывать власть, подавляя других, и вести непрерывные войны. Я был свидетелем достаточного количества кровавых стычек среди шимпанзе, чтобы согласиться с тем, что у них есть склонность к жестокости. Но мы не должны игнорировать других наших ближайших родственников – бонобо, открытых только в прошлом веке. Бонобо – орава беспечных весельчаков со здоровым сексуальным аппетитом. Миролюбивые по натуре, они опровергают представление о том, что наша эволюционная ветвь сплошь кровожадные убийцы.

Не что иное, как эмпатия, позволяет бонобо понимать нужды и желания других и помогать их удовлетворять. Когда двухлетняя дочь самки бонобо Линды захныкала перед матерью, надув губы, она демонстрировала свое желание, чтобы ее покормили грудным молоком. Но эта малышка росла в детском отделении зоопарка и была возвращена в группу уже после того, как у Линды закончилось молоко. Однако мать поняла ее и направилась к фонтанчику, чтобы набрать в рот воды. Потом она села перед дочерью и сложила губы трубочкой, чтобы малышка могла из них пить. Линда повторила свой поход к фонтанчику три раза, пока дочь не осталась довольна.

Мы восхищаемся таким поведением – и само по себе оно является примером эмпатии. Но та же самая способность понимать других делает возможным и умышленное причинение им вреда и боли. И сочувствие, и жестокость базируются на способности индивида представлять, как его собственное поведение влияет на других. Животные с небольшим мозгом, такие как акулы, без сомнения, могут вредить и причинять боль другим, но они делают это без малейшего понятия о том, что те могут чувствовать. А мозг человекообразных обезьян по размеру составляет треть от нашего, что делает его достаточно сложным для проявления жестокости со стороны его обладателей. Так же как мальчишки бросают камни в уток в пруду, человекообразные обезьяны иногда причиняют боль ради забавы. В одной игре лабораторные шимпанзе-подростки подманивали хлебными крошками кур, бродящих за забором. Каждый раз, когда доверчивые куры подходили, шимпанзе били их палкой или тыкали острым куском проволоки. Эту танталову игру – а куры оказались настолько глупы, чтобы ее продолжать (хотя для них это уж точно не было игрой), – шимпанзе придумали просто от скуки. Они отточили ее до такого уровня, что один приманивал кур, а другой бил.

Крупные высшие обезьяны (по-английски apes) настолько похожи на нас, что их так и называют «человекообразные». У нас, людей, есть два близких нам родственных вида с поразительно разным устройством сообществ, и это чрезвычайно познавательно и поучительно. Жадный до власти, свирепый шимпанзе является полной противоположностью миролюбивому эротоману-бонобо – это своего рода доктор Джекилл и мистер Хайд обезьяньего мира. Наша собственная натура – непростой и шаткий альянс этих двух сторон. К сожалению, темная сторона в нас слишком очевидна. Согласно подсчетам, только в XX в. 160 млн человек погибли в результате войн, геноцида и политических репрессий – и все это из-за человеческой способности к жестокости. Еще более ужасающими, чем эти невероятные числа, являются индивидуальные проявления человеческой жестокости, такие как чудовищное происшествие 1998 г. в небольшом техасском городке, когда трое белых мужчин предложили 49-летнему чернокожему мужчине подвезти его до дома. Но вместо этого они увезли его на пустырь и избили, а затем привязали к своему грузовику и протащили несколько километров по асфальтовой дороге, оторвав при этом голову и правую руку.

Мы способны на такую дикость вопреки – или, возможно, именно вследствие – нашей способности представлять, что чувствуют другие. И в то же время, когда эта способность сочетается с позитивным отношением к людям, она побуждает нас посылать продукты голодающим, героически спасать абсолютно незнакомых людей (например, во время землетрясений и пожаров), плакать, когда кто-то рассказывает печальную историю, или присоединяться к поисковой партии, если пропадает соседский ребенок. Обладая обеими этими сторонами, жестокой и сострадательной, мы уподобляемся двуликому Янусу: два наших лица смотрят в противоположные стороны. Это может настолько запутывать и обескураживать, что порой мы слишком упрощенно представляем, кто мы такие, объявляя себя «венцом творения» или воображая единственными истинными злодеями.

Почему бы не признать, что мы являемся и теми и