— А кто тебе рассказывал эти истории, Мам?
— Как кто? Ты забываешь, моя девочка, что у меня тоже была мама.
— Значит, ты их рассказывала и своим дочкам?
— Конечно.
— И тетушке Принцессе?
— И тетушке Принцессе.
— Тогда почему же она мне никогда их не рассказывала?
— Ах, девочка моя, нынче совсем другие времена. Может, она просто забыла все, что моя мама — ее бабушка — и я сама ей рассказывали, когда она была еще крошкой.»
— А я, Мам, я их не забуду! Они такие чудесные, что забыть просто невозможно!
— И не стоит их забывать, потому что все эти истории пришли к нам из далекого прошлого. Их рассказывали еще наши предки. И смеяться над ними тоже не следует, даже сейчас, когда белые понастроили школ и люди перестали ценить правду и мудрость наших старых сказок и легенд. Ну да ладно, Эдна, скажи лучше, как у тебя дела в школе?
— Ой, Мам, мы с тобой так хорошо разговаривали, а ты…
— Ладно, ладно, мне же интересно знать про твои школьные дела.
— В классе я самая высокая, мне даже стыдно: самая высокая, но не самая лучшая ученица. Правда, Мам, это стыдно?
— Девочка моя, может, ты и самая высокая, но разве ты виновата? Ты тут ни при чем.
— А кто же при чем?
— Как кто?
— Ну кто? Мой отец был очень высокий?
— Твой отец, твой отец… если бы я помнила его! Мы до сих пор все думаем да гадаем, что с ним могло случиться.
— Нечего и думать. Тетушка Принцесса сказала мне, что он умер.
— Да, да… кажется… так оно и есть. Но я тебя прошу, девочка моя, давай поговорим о школе. Ты меня не сбивай, а отвечай на мои вопросы.
— Не сердись, Мам. Вот моя тетрадка. Посмотри сама и решай, есть у меня успехи или нет.
— Как же я могу решать? Разве ты не знаешь, что я не умею читать?
— Значит, Мам, мы с тобой ровня: я тоже не умею читать.
— Нет, Эдна, это совсем другое дело, ты как раз учишься читать и писать. Так что не говори, что не умеешь…
А наш учитель все время твердит‚ как испорченная пластинка: «Ты не умеешь читать, не умеешь читать., не умеешь читать», и все смеются, даже надоело! Стыдно же!
— Но тогда ты, может, писать умеешь?
— Да ты смеешься, Мам? Вот моя тетрадка, посмотри.
— Давай посмотрим. Первая страница — совсем чистая! А что же случилось. с другими страницами, девочка моя? Ты что, пролила на них чернила, что ли? Здесь же ничего не разберешь!
— Ты думаешь, я сделала это нарочно, — а вот и не нарочно. Учитель побил меня за это, на весь класс кричал, что я никогда писать не научусь.
— Может, ты просто не умеешь держать чернильницу?
— Не умею.
— А что сказал директор школы?
— Ничего.
— Как так ничего? Разве он не знает, что учитель плохо с тобой обращается?
— Наверное, знает. А что он, по–твоему, должен делать? Это же школа, Мам!
— Вас там бьют?
— Иногда…
— И сильно бьют?
— Иногда очень.
— И все–таки не могут научить вас грамоте?
— Нас учат всему, чему надо, но, если мы чего не понимаем, нас в наказание за это бьют.
— Ну ладно, девочка моя, в следующий раз, как увижу директора школы, я ему выложу все, что думаю о нем и его учителях.
— Ой, Мам, не надо; не говори ему ничего! Он такой милый!
— Что? Что ты такое говоришь?
— Он правда милый и очень меня любит.
— Вот тебе раз! Эдна, ‚девочка моя, ты ходишь в школу для того, чтобы научиться читать и писать, и не уверяй меня, пожалуйста, что ты не учишься только потому, что директор школы тебя, мол, любит. Ты ведь еще маленькая, он же это понимает, твой болван учитель?
Как раз в эту минуту вошла тетушка Принцесса. Бабушка буквально набросилась на нее, словно разъяренная тигрица, что раньше случалось с ней довольно редко.
— Ты понимаешь, что это значит? Ты слышала, что сказала Эдна?
— Слышала и, признаться, удивлена не меньше, чем ты. Эдна, почему ты думаешь, что господин Бюнефо очень тебя любит, как ты утверждаешь?
— А он сам мне это сказал, тетушка принцесса.
— Сам? — одновременно воскликнули обе женщины, удивленно переглянувшись.
— Да! И говорил мне много раз!
— Обманщик! — закричала тетушка Принцесса, приходя в ярость, причем ни бабушка, ни Эдна не могли понять, чем она вызвана. — Обманщик! Пусть он еще раз посмеет сказать мне что–нибудь подобное! Я награжу его такой пощечиной, что он меня не скоро забудет!
— Принцесса! При чем здесь ты?
— Ах, мать, оставь меня в покое, уходи! Я больше не желаю его видеть. Эдна, как директор с тобой разговаривал? Ты можешь вспомнить, что он тебе говорил, где и когда?
— Он мне сказал: «Ты такая красивая, Эдна! Я очень тебя люблю. Пойдем ко мне, и я тебе покажу, как я живу».
— И ты пошла, дурочка? Пошла, да?
— Да, тетушка Принцесса, пошла… Он такой добрый, даже конфетами меня угощал, когда я была у него первый раз.
— Эдна, Эдна, почему ты мне об этом не рассказала?
— Но, тетушка Принцесса, ты меня никогда об этом и не спрашивала!
— О небо! Принцесса, дочь моя, по–моему, мои предчувствия начинают сбываться. Этот тип, этот тип, говорю, мне не понравился с самого начала, когда ты привела его сюда. Но Эдна–то еще несмышленыш, еще совсем маленькая!
Бабушка с мольбой воздела руки к небу. А тетушка Принцесса не знала, какую избрать тактику поведения: проливать ли злые слезы, которые и так уж текли у нее из глаз, или разыграть из себя женщину решительную, чуть ли не героиню.
— Насколько я понимаю, — наконец произнесла она‚ – насколько я понимаю, ты ходила к Бюнефо несколько раз?
— Да, тетушка Принцесса, много раз, после обеда, когда ты уходила по своим делам.
— Вот видишь, Принцесса, видишь, почему я хотела жить у тебя? Ничего бы такого не случилось, если бы ты меня послушалась.
— Ох, мать, любишь же ты вспоминать, что было, да прошло. «Ничего бы такого не случилось…», что же для того, чтобы ничего не случилось, ты бы каждый день уходила с рынка после обеда и сидела бы с внучкой, так что ли? Да,