зверь, не переставал вводить все новые усовершенствования, идти на риски, словно задался целью превзойти самого себя. С энтузиазмом он взялся за компьютеризацию, открыл отдел канцелярских принадлежностей и даже небольшой отдел кожевенных товаров. От такого объема неукротимой деятельности Матье у Тесс голова шла кругом. И не только. Он ее сильно печалил, ведь Матье стал для нее почти недосягаемым. В последнее время она даже попыталась выводить его на вечерние прогулки, чтобы немного развлечь, только оказалось, что это лишь довершало его переутомление. Но однажды, когда ей удалось вытащить его в ресторан, она все же рискнула задать вопрос: за кем это он все время гонится? С непроницаемым лицом он только склонился над тарелкой и ничего не ответил. И, внимательно на него посмотрев, Тесс поняла вдруг, как мало она знает о нем, о его семье, о прошлом. Матье задавал вопросы, но никогда не раскрывался сам. Она полагала, что он менее эгоистичен, чем другие мужчины, но на деле оказалось, что он просто более скрытный, чем они.

Но, несмотря ни на что, Тесс его любила, сказать честно, она была безумно в него влюблена. Их первая встреча произошла на собрании коммерческого сообщества в центральной части города, где она его сразу выделила из остальных, как только он взял слово. Матье выражался ясно, приятным голосом и говорил очень разумно. Одет он был без претензий: в джинсы и пиджак поверх белой рубашки с открытым воротом. Держался раскованно, без малейших признаков высокомерия, и, короче, понравился ей с первого взгляда. Больше, правда, она о нем не вспоминала до тех пор, пока однажды он не переступил порог ее магазина. Он выбирал подарок для дочери, к которой был приглашен на обед. Тесс очень долго демонстрировала ему разные забавные вещицы, однако он даже не смотрел на то, что она ему показывала, а смотрел только на нее с интересом, которого не пытался скрывать. Через неделю он снова к ней заглянул, просто чтобы немного поболтать, и лишь на третий раз осмелился пригласить ее выпить по стаканчику в кафе.

До этого момента Тесс привлекали исключительно блондины со светлыми глазами, как у нее самой, в то время как Матье был брюнетом с очень темными глазами и смуглой кожей. Он был высок, худощав, с широкими плечами, очень красивой формы руками и совершенно бесподобной, затаенной в уголках губ улыбкой. Ей даже не пришлось сопротивляться, и очень скоро они стали любовниками.

Тесс было тридцать семь, Матье – сорок шесть. Опытные люди, они не собирались бросаться в омут совместной жизни очертя голову и предпочли каждый жить у себя. Но почти все ночи проводили вместе, наведываясь один к другому в гости. Матье развелся уже давно, но остался в хороших отношениях с бывшей женой, которая жила теперь где-то в окрестностях Парижа. Никогда не выпускал он из поля зрения, отсюда, издалека, и свою дочь Анжелику, которая хотя и воспитывалась матерью, но обожала отца. Для того чтобы быть поближе к нему, девушка даже решила поехать в Гавр и поступить там в инженерную школу. У Тесс, разумеется, за это время было несколько не слишком удачных романов, ни один из которых не привел к супружеству. Встреча с Матье казалась ей многообещающей, и она охотно провела бы с ним оставшуюся часть жизни. Вот уж некстати, так некстати случилась эта депрессия с Матье, хуже просто ничего нельзя было придумать. И все же Тесс не теряла надежды. Ее вполне естественное желание верить в лучшее развитие событий именно с ним внушало ей уверенность, что это лишь случайная неприятность и все войдет в привычную колею через несколько недель, в худшем случае месяцев. Она хотела для себя Матье, и только Матье, и намерена была ждать, сколько понадобится.

* * *

Когда Матье наведывался в Сент-Адресс, он никогда не пропускал великолепного зрелища восхода солнца над морем. И хотя дом Сезара, взгромоздившийся на склоне холма, был далеко не самым красивым зданием в этом уникальном месте, зато он был одним из самых высоких, и из его окон прекрасно просматривался весь Гавр и устье Сены. Окружен он был садом, который никогда не содержался должным образом, зато прекрасно изолировал его от соседей; еще там была гигантская терраса, окруженная колоннадой из белого камня, и абсолютно заброшенная небольшая хозяйственная пристройка, которую Сезар называл «сараем». Ни в качестве архитектурного шедевра, как многое другое в этих местах, ни в качестве типичной англо-нормандской виллы начала ХХ века это строение, разумеется, не могло ни привлечь внимания, ни заинтересовать, и все же оно не было лишено своеобразного шарма благодаря двум островерхим башенкам и большому арочному окну, украшавшему фасад. Сезар там родился, прожил всю жизнь, но не удосужился ни разу хоть немного о нем позаботиться. Наконец-то расчищенный от хлама, заполнявшего его сверху донизу, дом, казалось, жил теперь в ожидании, что на него наконец-то обратят внимание. Матье снова дал себе обещание этим заняться, когда ему станет лучше.

Но вот только когда? Когда наконец у него вновь появится хоть немного энергии, которая, как ему когда-то казалось, была способна горы свернуть? Он снова посмотрел на мерцавшую вдалеке морскую гладь и контейнеровозы, скользившие между паромами. От этой картины невозможно было оторвать глаз, она его не утомляла, а, наоборот, успокаивала и каждое утро приносила немного надежды, независимо от погоды. Особенно хороши были грозовые дни, когда море выплевывало громадные брызги пены на берег у подножия холма. Из-за большого расстояния крики чаек совсем не были слышны, но зато свист ветра был так силен, что доходил до самой вершины утеса.

– Папа, ты здесь? Папа!

На террасе показалась запыхавшаяся Анжелика.

– В твое «орлиное гнездо» не так уж легко забраться, – проворчала она.

В отличие от Тесс она не опасалась побеспокоить его и не обращалась с ним как с больным.

– У тебя что, сегодня утром нет занятий, дорогая?

Он позволил себя поцеловать, отметив, что от нее приятно пахнет. Вместо ответа она взяла его за руку и повела в дом.

– Я слишком замерзла, чтобы оставаться здесь и любоваться, как туристы, – заявила она решительным тоном. – Кстати, я принесла круассаны, сейчас ты их поешь.

Забавляясь, он чуть было не возразил, что вовсе не объявлял голодовку. В кухне Матье приготовил две чашки эспрессо с помощью кофеварки, которая была здесь единственным предметом роскоши. Остальная обстановка кухни ограничивалось столом и двумя скамейками светлого дерева.

– У тебя же здесь столько свободного времени, почему ты не устроишься по-человечески? – спросила дочь.

– Я думал об этом, но в глубине души мне этого вовсе не хочется, мне ничего