Тут он замолчал, а затем спросил полушепотом:
– Извините, мистер Шокен, наша служба безопасности проверяла конференц-зал?
Фаулер Шокен кивнул:
– Здесь чисто. Ничего, кроме обычных «жучков» от Госдепартамента и Палаты представителей. И, разумеется, все они «пишут» заранее подготовленную нами запись.
– Так вот, кофиэст, – расслабившись, продолжал Харви. – Рекламные образцы распространяем в пятнадцати ключевых городах. Предложение обычное: запас кофиэста на тринадцать недель, тысячу долларов наличными и недельный отдых на Лигурийской Ривьере для всех участников. Но – и это, по моему скромному мнению, делает нашу кампанию поистине гениальной – в каждой порции кофиэста содержится три миллиграмма простого алкалоида. Здоровью не вредит, но создает зависимость. Десять недель употребления – и потребитель у нас на крючке до конца жизни! Лечение будет стоить не меньше пяти тысяч баксов, так что проще и дешевле перейти на кофиэст: три чашки за завтраком, три за обедом, три за ужином и кружечку перед сном.
Фаулер Шокен просиял, а я снова нацепил на лицо Выражение Номер Один. Следующей за Харви сидела Тильди Мэтис, заведующая отделом копирайтинга, подобранная на эту должность самим Шокеном, однако женщинам Шокен на совещаниях слова не давал. А следом за Тильди сидел я.
Я уже составлял в уме первые фразы своего доклада, когда Фаулер Шокен с улыбкой покачал головой:
– Доклады всех отделов сегодня выслушивать не будем, мало времени. Главное, джентльмены, я получил ответ на свой вопрос – и этот ответ мне по душе. До сих пор вы смело встречали любой вызов. Верю, что не подведете и сейчас.
Он нажал кнопку на панели монитора и повернулся в своем вращающемся кресле. Свет в зале погас; проекция полотна Пикассо за спиной у Шокена поблекла, обнажив крапчатую поверхность экрана. На экране начало проступать другое изображение.
Эту картину я уже видел сегодня – утром, в новостях, над зеркалом для бритья.
Тысячефутовый монстр, уродливый отпрыск стройных «Фау-2» и приземистых лунных ракет прошлого: космический корабль для отправки на Венеру. Вокруг него высились стальные и алюминиевые леса: по ним ползали крохотные фигурки, и в руках у них вспыхивали совсем крошечные голубовато-белые огоньки сварочных аппаратов. Очевидно, мы смотрели запись: так выглядела ракета несколько недель назад. Сейчас, судя по новостям, она была вполне закончена и готова к полету.
– Этот корабль понесет человечество к звездам! – торжественно, но не слишком точно сообщил громоподобный голос из динамиков.
Бесплотный голос я узнал: он принадлежал диктору из отдела звуковых эффектов. Да и происхождение текста опознавалось безошибочно. Вечно Тильди Мэтис набирает к себе в отдел безграмотных девиц, не способных отличить планету от звезды!
– Современный Колумб поведет этот корабль через океан пустоты, – продолжал диктор. – Шесть с половиной миллионов тонн стали и укрощенных молний: ковчег для восемнадцати сотен мужчин и женщин, готовых сделать новый мир своим домом. Кто же решится на это? Кто те счастливые первопроходцы, кому предстоит сделать плодородные земли нового мира своим владением? Знакомьтесь: супружеская чета, двое бесстрашных…
Диктор вещал дальше, а ракета на экране поблекла, уступив место просторному жилому отсеку в пригороде. Раннее утро. Отец убирает в стену кровать и складывает ширму, отгораживающую детскую, мать раздвигает стол и набирает на пищевом автомате код завтрака. За соком и детской кашей (и, разумеется, перед тремя дымящимися чашками кофиэста на первом плане) семья говорит о том, как смело и мудро они поступили, взяв билеты на Венеру. И под заключительный вопрос младшенького: «Мама, мама, а когда я вырасту, мы с моими маленькими сыночками и доченьками тоже полетим на Венеру?» – трогательная семейная сцена сменяется впечатляющими панорамными снимками Венеры будущего, тех далеких лет, когда вырастет этот малыш: изумрудные долины, хрустальные озера, белоснежные горные вершины.
Того, что на Венере нет воды, что ее атмосфера непригодна для дыхания, что от зеленых долин и горных озер первопроходцев отделяют десятилетия жизни в герметически закрытых клетушках и на гидропонике, диктор не отрицал, но особенно на этом не задерживался.
С началом ролика я инстинктивно нажал на часах кнопку таймера. Когда ролик закончился, взглянул на циферблат: девять минут! В три раза дольше, чем разрешено законом, – и на одну минуту дольше наших обычных рекламных роликов.
Лишь после того, как зажегся свет, все потянулись за сигаретами, а Фаулер Шокен снова заговорил, я начал понимать, как такое стало возможно.
Свою новую речь Фаулер начал, как принято в нашем деле – издалека. Заговорил об истории рекламного бизнеса, о том, какой долгий путь прошла реклама: от простых, написанных от руки объявлений о продаже готовых товаров до нынешних рекламных империй, тех, что создают новые области производства и переделывают мир под свои коммерческие нужды. Снова упомянул и о славном пути нашей компании, «Фаулер Шокен ассошиэйтед». И наконец сказал:
– Джентльмены, есть старинное изречение: «Пусть устрицей мне будет этот мир!»[1] Так вот, мы съели эту устрицу. Да, съели, – повторил он, старательно гася окурок в пепельнице. – Мы покорили весь мир – буквально, и теперь, подобно Александру Македонскому, скорбим о том, что нет иных миров, чтобы завоевать и их. А здесь, – Шокен махнул рукой в сторону экрана у себя за спиной, – здесь раскинулся перед нами первый из этих новых миров!
Вы уже, наверное, поняли, что я терпеть не могу Мэтта Ранстеда. Мерзкий проныра, всюду сует свой нос. Подозреваю, что он расставил «жучки» даже у нас в компании. И, должно быть, о проекте «Венера» узнал заблаговременно – трудно поверить, что его патетическая речь была порождена приливом вдохновения. Мы все еще переваривали слова Фаулера Шокена, а Ранстед уже вскочил на ноги.
– Джентльмены, – вскричал он, – это поистине гениальный замысел! Не просто Индия, не просто новый континент – нет, целая планета на продажу! Приветствую вас, Фаулер Шокен – Клайв[2], Боливар[3], Джон Джекоб Астор[4] нового мира!
Как я и сказал, Мэтт успел первым, но за ним и все мы вскочили на ноги, восклицая примерно то же самое.
Вскочил и я. Ничего сложного, если тренируешься много лет. Кэти никогда этого не понимала, а я объяснял ей шутя, что это что-то типа религиозного ритуала: вроде как разбить о борт корабля бутылку шампанского или принести в жертву девственницу, чтобы посевы лучше росли. Впрочем, даже в шутках я старался не заходить слишком далеко. Вряд ли кто-нибудь из нас (быть может, кроме Мэтта Ранстеда) согласился бы подсаживать людей на наркотик только ради наживы. Но сейчас, гипнотизируя друг друга собственными возгласами, все мы чувствовали, что в самом деле готовы на любую жертву ради Святых Продаж.
Не поймите меня превратно: мы не преступники. Харви же пояснил, что алкалоиды в кофиэсте совершенно безвредны!
Когда все высказались, Фаулер Шокен нажал другую кнопку и показал нам план