Нейровизуализационное исследование[81], проведенное в Северо-Западном университете, в котором приняли участие восемьдесят четыре человека, показало, что увеличение межнейронных связей в области медиальной височной доли, которое наблюдается при мысленном путешествии в прошлое или будущее, коррелируется с ответами людей о том, насколько осмысленной они считают свою жизнь[82].
Путешествие в прошлое, таким образом, может дать нам ностальгическое чувство смысла жизни. Мы, люди, странным образом настроены так, что можем видеть смысл в будущем. Рефлексия дает возможность надеждам сбыться: мы способны видеть лучшее будущее и предпринимать шаги, чтобы сделать его реальностью. Цели, которые мы считаем значительными и которые ставим для нашего будущего, – это то, что зачастую делает наши ежедневные усилия и даже борьбу стоящими. Мы в состоянии выдерживать текущие страдания и боль гораздо лучше, если способны сохранять надежду и веру в то, что в будущем нас ждет нечто значимое.
Но за нашу способность к рефлексии приходится платить. С ней мы перестали удовлетворяться инстинктивными целями, которые движут большинством особей животного мира. Это одновременно и благословение, и проклятие, что мы фатально пойманы в ловушку мира, который простирается от прошлого к будущему. Мы строим планы и волнуемся о том, что может произойти или не произойти в отдаленном будущем. Мы размышляем о произошедшем с нами в прошлом, бередя старые раны или лелея воспоминания. Наша проблема в сравнении с животными состоит в том, что мы можем вдруг остановиться посреди какого-то действия и, охваченные рефлекторным самоанализом, спросить себя: «Какой в этом смысл? Зачем я это делаю?»
Таким образом, рефлексия нуждается в некоторого рода обоснованности[83].
Когда встает вопрос «зачем?», нам нужен убедительный ответ. Нам необходимо подтверждение наших действий, даже если мы проанализировали их. Именно здесь кроется источник нашей потребности в смысле. Как рефлексирующим существам, нам необходимо чувствовать, что в наших действиях есть смысл, что за ними стоит причина или цель и что они тем или иным образом значимы и вносят свой вклад в нечто стоящее[84]. Чтобы дать себе в этом ответ, нам нужна некоторая концептуальная схема, своего рода миропонимание, которое могло бы точно указать нам, какие действия и цели достойны воплощения, а какие бесполезны; в общем, подойдя к этой неизбежной развилке на своем пути, нам нужно полноценное, эффективное мировоззрение, которое направило бы нас по достойному пути. Если такой концептуальной структуры у нас нет, это может иметь печальные последствия.
Уже в период Второй мировой войны Эрих Фромм, социальный психолог и психоаналитик, заметил, что современный человек «освободился от оков пре-индивидуалистического общества», которое ранее ограничивало его[85].
В то время как многие приветствовали это освобождение как последнюю ступень эволюции человека, на которой тот становился самодостаточным индивидуумом, способным к самореализации, в реальности все пошло не столь гладко. Несмотря на в чем-то ограничительный характер, концептуальная структура традиционной культуры давала людям чувство безопасности, постижимости, направления и смысла. Когда такой структуры не стало, людям все равно нужно было знать, что делать со своими жизнями и как наполнить их смыслом. К сожалению, у недавно освободившейся культуры не было подходящих или обнадеживающих ответов, и это выбило из колеи многих людей и поселило в них чувство тревоги, изолированности и дезориентации. Свобода, которая должна была случиться, в реальности превратилась в побег от нее. И люди стали готовы поклониться любой хоть сколько-нибудь значимой фигуре, способной дать им точные ответы на большие жизненные вопросы и таким образом подарить хоть какую-то стабильность, в которой они так отчаянно нуждались.
Согласно анализу Фромма, современный человек «охвачен беспокойством и подвержен соблазну отдать свою свободу всевозможным диктаторам или потерять её, превратившись в маленький винтик машины: не в свободного человека, а в хорошо накормленный и хорошо одетый автомат»[86][87]. Для Фромма это и явилось корнем появления фашизма в Европе в 30-х годах XX века, зверства которого хорошо известны. Сегодня на политическом ландшафте западного мира мы наблюдаем сходные тревожные процессы, что сигнализирует настойчивую необходимость создать рефлексивную концептуальную
