Хороший вопрос. И ответить на него нелегко, ибо Раф не дурит головы ни студенткам, ни аспиранткам. Насколько известно Лизл, в данный момент она остается единственной женщиной в его жизни. Ей приходило в голову, что он, может быть, «голубой». Но он вроде бы и мужчинами тоже не интересуется.
В последнее время она отмечает мгновенные легкие прикосновения, взгляды украдкой, как бы намекающие на нечто, бурлящее под его холодной оболочкой. Или она видит в них слишком много, ищет то, что ей хочется видеть?
Как схожи друг с другом Раф и Уилл. Может быть, оба начисто лишены сексуальности? Почему бы нет? И какое это имеет значение? У них с Рафом чудесные платонические отношения, скрасившие столько дней в ее жизни. Почти точно такие же, как с Уиллом. Будем довольствоваться этим, ибо надеяться на что-то большее абсолютно нереально и совершенно безумно.
Раф взял ее руку и сжал. По руке побежали щекочущие мурашки.
– Спасибо, Лизл. Спасибо, что вы меня надоумили. – Благодарите не меня. Скажите спасибо Уиллу.
– Уиллу? – Брови Рафа нахмурились. – Ах да! Этому интеллектуалу газонокосильщику, о котором вы мне рассказывали. Поблагодарите его от меня.
– Если он здесь, сами сможете его поблагодарить.
– Мне бы хотелось с ним встретиться. Судя по вашим рассказам, он весьма интересен.
Лизл оглядела небольшую группу расходившихся зрителей и сразу заметила тонкую, как тростинка, фигуру Эверетта Сандерса, проходившего мимо. Она махнула ему, подозвала и познакомила с Рафом.
– Впечатляющий фильм, не правда ли? – сказал Раф.
– Необычайно.
– Мы собираемся заскочить к «Хайди» выпить, – сообщила Лизл. – Не хотите присоединиться?
Эв покачал головой.
– Нет. Мне надо еще поработать. Кстати о работе: я так понял, что вы собираетесь представить статью на конференции в Пало-Альто?
– Я подумала, попытка не пытка, – отозвалась она, вдруг почувствовав себя неловко. Хоть у нее было полное право представить статью, ей казалось, что она перебегает ему дорогу.
– Я убежден, что она будет блестящей, – сказал он. – Желаю удачи.
– Вы в самом деле не хотите с нами выпить? – спросил Раф.
– Решительно. Я должен идти. Доброй ночи.
– Серьезная личность, как вы считаете? – заметил Раф наблюдая за уходящим Эвом.
– Наверно, поэтому он мне нравится, – ответила Лизл. – Рядом с ним я себя чувствую извращенкой и наркоманкой.
Она продолжила поиски Уилла, но того нигде не было видно.
Странно. Он с таким энтузиазмом встретил известие о том, что университетское кинематографическое общество раздобыло полную восстановленную копию классической ленты Фрица Ланга, и все рассказывал ей о новых, недавно обнаруженных частях фильма. И сегодня днем говорил, что постарается попасть на просмотр. В его голосе прозвучал какой-то печальный оттенок, словно он знал, что такой возможности не представится. Очень жаль. Ему бы понравилось. Лизл когда-то смотрела по телевизору укороченный вариант, и он не произвел на нее особого впечатления. Но сегодня, в кинотеатре, в темноте, на большом экране, калейдоскоп образов завораживал.
Для Рафа это стало своего рода прозрением.
– Знаете, – заговорил он, повышая голос, когда они двинулись в ночь, – я все думаю, пошел бы на пользу этому фильму звук?
– Актерской игре, безусловно, пошел бы.
– Верно. Отпала бы необходимость во всех этих гримасах и экзальтированных жестах. Но отсутствие звука заставило режиссера максимально использовать визуальные средства. Это все, чем он располагал. Он не мог ничего сказать и был вынужден изображать. Вот моя новая теория в области кино критики: если можно закрыть глаза и продолжать следить за сюжетом, Лучше сэкономить пленку для других целей и передавать пьесу по радио. А если можно заткнуть уши и следить за развитием событий одними глазами, есть все основания утверждать, что перед вами чертовски хороший фильм.
Шагавшая впереди пара явно слышала это, ибо мужчина оглянулся и принялся опровергать теорию Рафа, перечисляя ленты, завоевавшие приз Академии киноискусства. Лизл узнала его, он был с факультета социологии. Вмешались еще несколько возвращавшихся с сеанса зрителей, и через пару минут Лизл оказалась в центре дружеских, но горячих дебатов, в окружении целой толпы, продвигавшейся по восточному кампусу. Вся компания ввалилась к «Хайди», оккупировала самый большой стол и принялась заказывать одну за другой новые порции выпивки, обсуждая теорию Рафа и собственно «Метрополис».
– Визуально ошеломляет, да, – говорил Виктор Пелхэм с социологического факультета, – но вся эта классовая борьба и политика решительно устарела.
– Перепевы Герберта Уэллса, – подхватил кандидат в доктора по языку и литературе. – Ленивые богачи, резвящиеся наверху, и угнетенные рабочие, изнывающие от труда внизу – это элои и морлоки из «Машины времени».
– Меня не интересует, кого он перепевает, – заметил Пелхэм, – социалиста вроде Уэллса или хоть самого Марк-все это дерьмо насчет классовой борьбы давно вышло из моды. Просто стыдно. Только фильм портит.
– Возможно, не так уж и вышло из моды, как вам кажется, – возразил Раф.
– Правильно! – засмеялся Пелхэм. – Кто тут истинный сверхчеловек", попрошу встать.
– Я говорю не о такой ерунде, как «сверхчеловек» или «недочеловек», – мягко пояснил Раф. – Я говорю о Высших и Низших, или, для ясности и простоты, о Потребителях и Творцах.
За столом воцарилось молчание.
– Вот где реальный водораздел, – продолжал Раф. – Есть те, кто предлагает новое, изобретает, модифицирует и совершенствует. И есть другие, которые ничего не вносят но пользуются всеми благами этих новшеств, изобретений, модификаций и усовершенствований.
– Выходит, еще один вариант элоев и морлоков, – подсказал кто-то. – Творцы наверху, Потребители внизу.
– Нет, – сказал Раф. – Это означало бы, что массы Потребителей – рабы всесильных господ Творцов, но так не получается. В действительности Творцы – рабы масс, обеспечивающие их высочайшими достижениями искусства и современной науки. Расхожее представление Уэллса об элите элоев, которая обязана своим комфортабельным образом жизни труду огромных масс морлоков, устарело. Массы Потребителей обязаны своим здоровьем, сытым брюхом и благами цивилизации усилиям крошечной доли Творцов, затесавшихся между ними.
– Я не понимаю, – признался кто-то. Раф улыбнулся.
– Это концепция не простая. И четких границ тут нет. И разделительная линия совсем не так очевидно соответствует материальному положению. Творцам часто выпадает награда и слава за их труды, но на протяжении всей истории бесчисленные Творцы проводили жизнь в безвестности и страшной бедности. Посмотрите на Эдгара По, на Ван Гога вспомните физиков и математиков, труды которых изучал Эйнштейн, основывая на них теорию относительности. Кто помнит их имена?
Никто не ответил. Лизл оглядела стол. Все глаза были устремлены на Рафа всех загипнотизировал его голос. – А подавляющее большинство благополучнейших среди нас – всего-навсего обожравшиеся Потребители. Самый наглядный пример – те, кто попросту унаследовал свое богатство. Есть и другие, кто вроде бы «зарабатывает» состояние, но столь же никчемные. Возьмите типов с Уолл-Стрит – биржевых брокеров или скупщиков ценных бумаг. Они проводят жизнь, покупая и продавая участие в прибылях или бумаги концернов, производящих реальный