— Конечно… особенно если не будет другого выбора.
Голова Ла Нага быстро, энергично дернулась. Один раз.
— Мне не надо такого сотрудничества. Я тебя сюда позвал потому, что счел умным мужчиной, и потому, что у нас с тобой одна цель — покончить с Империей внешних миров. Ты создал своего рода подполье — инфраструктуру из верных людей. По-моему, им не стоит отказываться от возможности сыграть свою роль. Только ты и они должны играть ее по-моему. Я рассчитывал на ваше содействие. Мой план должны осуществить хорошо осведомленные энтузиасты. Если тебе с твоей когортой это не по силам, тогда вообще не участвуйте.
Брунин нутром чуял — тут что-то не так. Чересчур мало сказано. Где-то проскальзывает обман, а где — не угадаешь. И еще что-то видно в худом мужчине, сидевшем напротив него за столом, — нетерпение? В других обстоятельствах Брунин уклонялся бы от ответов, хитро выпытывая, в чем, собственно, дело. А у этого типа флинтеры стоят настороже, ждут сигнала. Вовсе не хочется играть с ними в игры.
— Что у тебя за план? Зачем толивианец явился на Трон совершать революцию?
Ла Наг улыбнулся:
— Приятно, что я не ошибся, оценивая твою сообразительность. Наверно, акцент меня выдал?
— И акцент, и флинтеры. Прошу отвечать на вопрос.
— Боюсь, в данный момент ты доверия не заслуживаешь. Будь уверен — готовится сцена оглушительного крушения Империи, но без кровопролития.
— Значит, ты фантазер и дурак! Нельзя свалить Империю, не убрав со сцены Метепа и Совет Пяти. А единственный способ убрать это дерьмо — прожечь в тупых башках дырки. Тогда увидишь, как все мигом развалится! Любой другой способ — пустая трата времени. Напрасный труд! Бесполезно!..
Лицо Брунина гневно перекосилось, в уголках губ скопилась слюна, угрожая брызнуть во все стороны. Постепенно повышая тон, он к концу краткой пламенной речи кричал во все горло, стуча кулаком по столу. Потом с усилием взял себя в руки, вдруг обрадовавшись, что Ла Наг принес с собой глушитель.
Толивианец медленно многозначительно покачал головой:
— Иначе ничего не добьешься, кроме смены охраны. Ничто существенно не изменится, точно так же как ничто существенно не изменилось по сравнению с доимперскими временами, когда внешними мирами управляла Земля.
— Ты забыл про народ! — воскликнул Брунин, понимая, что как бы взывает к древнему богу. — Народ знает, что дело плохо. Империи всего двести лет, а она уже загнивает! После убийства Метепа народ восстанет…
— Народ ничего не сделает! Империя надежно себя оградила от народного бунта на Троне, тогда как только здесь революция будет реально хоть что-нибудь значить. Бунты в прочих мирах вообще никому не нужны. На расстоянии в несколько световых лет они ничуть не опасны для власти.
— Никакое правительство не способно надежно обезопаситься от революции.
— Абсолютно согласен. Но подумай: больше половины — половины! — населения Трона полностью или большей частью получает деньги от Империи.
Брунин фыркнул и осушил рюмку.
— Не смеши!
— Как ни смешно, это правда. — Ла Наг принялся загибать пальцы левой руки. — Безработные, пенсионеры, учителя, полиция, чиновники, все, кто служит в вооруженных силах или как-нибудь с ними связан, — в ход пошли пальцы правой, — уборщики и техники, монтеры и ремонтники, налоговые инспекторы и сборщики, тюремное начальство с подчиненными, пройдохи, задействованные в бесчисленных бюрократических программах… — Пальцы на обеих руках кончились. — Тошнотворно длинный перечень. Водораздел был тихонько достигнут и тихонько пройден одиннадцать стандартных лет назад, когда пятьдесят процентов населения Трона попало в финансовую зависимость от Империи. Событие тайно отпраздновали. Публику не приглашали.
Брунин с обмякшим лицом неподвижно застыл под напряженно-внимательным взглядом Ла Нага, чуть коснувшись нижней губой ободка рюмки. Потом поставил ее на стол.
— Клянусь Ядром!..
Толивианец прав.
— Ах! Дошло? — удовлетворенно улыбнулся Ла Наг. — Понял теперь, что я имел в виду под безопасностью: государство предохранило себя от побоев, превратившись в кормящую руку. Оно внедрилось в жизнь максимального множества граждан в неизменной роли помощника и благодетеля, однако неизменно стараясь, чтоб от него зависел их уровень жизни. Пускай их не заставишь любить государство, можно заставить сильней и сильней на него полагаться. А разбить цепи экономических потребностей гораздо труднее, чем настоящие рабские.
— Невероятно! — хрипло пробормотал Брунин. — Я никогда и не думал…
— Впрочем, тут Империя внешних миров вовсе не оригинальна. В истории человечества разные государства с разным успехом проделывали то же самое. Просто Империи лучше других удалось это скрыть.
Ла Наг выключил глушитель, махнул официанту — разговоры за стойкой стали чуть разборчивей. Дождавшись спиртного и снова включив аппарат, он продолжил:
— Империя больше всего заботится о гражданах Трона, держа их в телячьей сонливости. Другие внешние миры, за примечательным исключением Флинта и Толивы, не получают ровно ничего, кроме оккупационных отрядов — виноват, кажется, их называют «охранными гарнизонами». Чем объяснить подобную несправедливость? Тем, что разъярившихся граждан других планет можно проигнорировать, тогда как разъяренные тронцы могут свергнуть Империю. Логичный вывод: чтоб свергнуть Империю, надо настроить против нее граждан Трона. Против государства! А не против безумца, убивающего избранных представителей, вызывая тем самым сочувствие к государству. В результате чего врагом становится он, а не государство.
Брунин обмяк на сиденье, не пригубив стоявшей перед ним второй рюмки с выпивкой. В душе его в пляске смерти кружились противоречивые чувства. Он понимал, что момент, безусловно, критический. Ла Наг внимательно наблюдал за ним, стараясь догадаться, согласится ли он обрушить Империю косвенным способом. Если по-прежнему будет настаивать на лобовой атаке, возникнут проблемы.
— Ясно я выражаюсь? — спросил Ла Наг, переждав несколько мрачных минут. — По-прежнему думаешь, будто Империя рухнет после убийства Метепа?
Брунин сделал долгий глоток спиртного, не сводя глаз с рюмки в своих руках, и уклончиво пробормотал:
— Даже не знаю, что мне сейчас думать.
— Прошу честно ответить. Вопрос слишком важный, чтоб хитрить, сохраняя лицо.
Брунин, резко подняв голову, взглянул прямо в глаза Ла Нагу:
— Ладно — не думаю. Убийство Метепа не свалит Империю. Только я все равно хочу его убить!
— Почему? По каким-нибудь личным причинам?
Ла Нага явно удивляло упорство Брунина.
— Нет… По принципиальным. Он главный!
— Поэтому ты хочешь свергнуть Империю? Потому что он главный?
— Да!
После этого воцарилось молчание.
— Признаю, — согласился Ла Наг. — И почти понимаю.
А ты сам почему за это взялся? — допытывался Брунин, напряженно подавшись вперед. — Только не надо рассказывать о каких-нибудь личных причинах — у тебя есть деньги, силы, флинтеры. Толивианские «гномы»[4] сроду не возьмутся за то, из чего нельзя извлечь прибыль. На что они рассчитывают? И как, скажи, ради Ядра, мы со всем этим справимся?
Ла Наг слегка наклонил голову, слыша местоимение «мы», полез в карман жилетки и вытащил три бумажки по пять марок.
— Вот что хранит Империю. Мы покажем верхам и всем, кто на них полагается, насколько они ненадежны и дешевы. Отчасти