– Предупредить куму Пласиду Линеро,– ответила мать.– Несправедливо: все вокруг знают, что хотят убить ее сына, одна она не знает– не ведает.
– Мы с ней в родстве, как и с семьей Викарио,– сказал отец.
– Всегда надо брать сторону мертвого,– ответила мать.
Из комнат один за другим появились мои младшие братья. Самые маленькие, почуяв дыхание трагедии, заплакали. Мать единственный раз в жизни не обратила на них внимания и пропустила мимо ушей слова мужа.
– Подожди меня, я одеваюсь,– сказал он.
Но мать уже была на улице. Один только Хайме, мой брат, которому тогда не сравнялось еще и семи, был одет – он собирался в школу.
– Пойди с ней,– велел ему отец.
Хайме побежал за матерью, не понимая, что происходит и куда она спешит, догнал и ухватился за ее руку. «Она шла и разговаривала сама с собой»,– рассказал мне Хайме. «Закона нет на этих мужчин,– приговаривала она,– скоты поганые, на одно только способны – беды творить». Она даже не замечала, что тащит за руку ребенка. «Подумали, верно, что я умом тронулась,– сказала она мне.– Одно помню, слышно было, как далеко где-то шумел народ, будто опять началось свадебное гулянье, и все бежали на площадь». Она прибавила шагу, собрав всю решимость, на какую была способна, коль скоро речь шла о человеческой жизни, но тут кто-то, бежавший навстречу, сжалился над ней, несшейся, как в бреду.
– Не спешите так, Луиса Сантьяго,– прокричал он ей на бегу.– Его уже убили.
Байардо Сан Роман, человек, вернувший жену в родительский дом, впервые приехал в городок в августе прошлого года: за шесть месяцев до свадьбы. Он прибыл на ходившем раз в неделю пароходе, при нем были дорожные сумки, украшенные серебряными пряжками, и точно такие же пряжки сверкали на его ремне и башмаках. Ему было за тридцать, но возраст скрадывался стройным, как у молодого тореро, станом, золотистыми глазами, кожей, словно подрумяненной на медленном селитряном огне… Он приехал в коротком пиджаке и очень узких брюках – то и другое из кожи молодого бычка, а на руках – перчатки овечьей кожи такого же цвета, что и костюм. Магдалена Оливер, приплывшая на одном с ним пароходе, не могла оторвать от него глаз всю дорогу. «Не поймешь, парень или девушка,– сказала она мне.– А жаль,– до того хорош, прямо съела бы с маслом». Не одна она так подумала, и не последней ей пришло в голову, что Байардо Сан Роман из тех, кого с первого взгляда не раскусишь.
Моя мать в конце августа прислала мне в колледж письмо, где вскользь заметила: «Сюда приехал один необычный человек». В следующем письме она написала мне: «Этого необычного человека зовут Байардо Сан Роман, и все от него в восторге, но я его еще не видела». Никто не знал, зачем он приехал. Кому-то, не устоявшему перед искушением задать этот вопрос, незадолго до свадьбы он ответил: «Ездил с места на место, искал, на ком бы жениться». Может, это была и правда, но точно так же он мог бы ответить что угодно – такая у него была манера разговаривать: слова, скорее, скрывали суть, чем проясняли ее.
В первый же вечер, в кино, Байардо Сан Роман дал понять, что он – инженер-путеец, и заговорил о том, что надо проложить железную дорогу в глубь страны, чтобы мы тут не зависели от непостоянства реки. На следующий день ему надо было послать телеграмму, и он сам передал ее на аппарате да еще научил телеграфиста собственному способу работать на садящихся батарейках. Так же естественно и со знанием дела говорил он с военным врачом, который находился в те месяцы у нас на вербовке рекрутов, о болезнях в приграничных областях. Ему нравились долгие и шумные праздники, но сам он пил с умом, толково разрешал споры и не любил, когда пускали в ход кулаки. Однажды в воскресенье, после мессы, он вызвал на соревнование самых лучших пловцов, а таких было немало, и переплыл реку туда и обратно, каждый раз опережая самых сильных на два десятка взмахов. Моя мать написала мне об этом в письме, а в конце заметила в очень характерной для нее манере: «Похоже, он привык купаться не только в реке, но и в золоте». Это соответствовало уже облетевшему город слуху, что Байардо Сан Роман не только умеет все на свете и умеет по-настоящему, но и что средства его беспредельны.
Окончательно мать благословила его в октябрьском письме. «Людям он очень нравится,– писала она мне,– потому что он честный и добрый, в прошлое воскресенье он причащался коленопреклоненным и помогал служить мессу на латыни». В те времена не разрешалось причащаться стоя, и церковная служба отправлялась только на латыни, но моей матери свойственно иногда делать некоторые натяжки, чтобы добраться до сути вещей. Однако после этого освящающего приговора она написала мне целых два письма, в которых ни слова не говорилось о Байардо Сан Романе, хотя к тому времени уже стало известно, что он собирается жениться на Анхеле Викарио. И лишь когда прошло довольно много времени после незадавшейся свадьбы, она призналась, что познакомилась с ним, когда уже поздно было исправлять октябрьское письмо, к тому же взгляд его золотистых глаз заставил ее содрогнуться от ужаса.
– Мне почудилось, это – дьявол,– сказала она,– но ты сам говорил мне, что такие вещи писать на бумаге не следует.
Я познакомился с ним чуть позже матери, когда приехал на рождественские каникулы, и мне он не показался таким необыкновенным, как о нем говорили. Он произвел на меня впечатление симпатичного человека, но вовсе не столь идиллическое, какое произвел на Магдалену Оливер. Я нашел, что он гораздо серьезнее, чем можно было подумать, судя по его склонности к развлечениям, и заметил в нем внутреннее напряжение, плохо спрятанное за излишним острословием. Но главное – он показался мне очень грустным. А помолвка их с Анхелой Викарио уже состоялась.
Никто толком не знал, как они познакомились. Хозяйка пансиона для холостых мужчин, где жил Байардо Сан Роман, рассказывала: он отдыхал во время сиесты в зале, в качалке,– дело было в конце сентября,– а в это время Анхела Викарио с матерью шли через площадь с корзинами, полными искусственных цветов. Байардо Сан Роман проснулся вполглаза, увидел двух женщин, с ног до головы в черном, казавшихся единственными живыми существами в вымершем на полуденную сиесту городке, и спросил, кто та, молодая. Хозяйка ответила, что это младшая дочь той женщины, с которой