На противоположном берегу взлетела стая стервятников – их спугнула поднятая баркасами волна. Трупный запах повис на мгновение над причалом, смешался с утренним ветерком и проник с ним в дома.
– Все она, черт ее побери! – глядя с балкона спальни на парящих в воздухе стервятников, выругался алькальд. – Проклятая корова!
Он прикрыл нос платком, вошел в спальню и закрыл дверь балкона. Запах чувствовался и в комнате. Не снимая фуражки, он повесил на гвоздь зеркало и попытался осторожно побрить воспаленную еще немного щеку. Почти тут же в дверь постучал директор цирка.
Алькальд предложил, ему сесть и, продолжая бриться, посмотрел на него в зеркало. На директоре были рубашка в черную клетку, бриджи и гетры; в руке он держал стек и ритмично постукивал им себя по колену.
– На вас уже поступила жалоба, – сказал алькальд, снимая со щеки бритвой последние следы двух недель отчаянья. – Недавно, сегодня вечером.
– Какая жалоба?
– Что вы посылаете детей воровать кошек.
– Неправда, – сказал директор. – Просто покупаем на вес всех кошек, которых нам приносят, и не спрашиваем, откуда их берут. Мы кормим ими зверей.
– Бросаете на растерзанье прямо живыми?
– Что вы! – возмутился директор. – Это пробуждало бы в зверях хищные инстинкты.
Алькальд умылся и, вытирая лицо полотенцем, повернулся к нему. Только теперь он заметил, что у директора почти на всех пальцах кольца с цветными камешками.
– Так что придется вам придумать что-нибудь другое, – сказал он. – Ловите кайманов, если хотите, или подбирайте рыбу – она дохнет в такую погоду. А живых
кошек – ни-ни.
Пожав плечами, директор цирка вышел вслед за алькальдом на улицу. Несмотря на зловоние от трупа коровы, застрявшей в зарослях на другом берегу, у дверей домов стояли и разговаривали мужчины.
– Эй, кумушки! – крикнул алькальд. – Чем языки чесать, сорганизовались бы лучше да убрали корову! Надо было сделать это еще вчера вечером!
Несколько мужчин подошли к нему.
– Пятьдесят песо тому, кто за час принесет мне в канцелярию ее рога! – громко пообещал алькальд.
В конце набережной поднялся гам. Там услышали слова алькальда, и теперь, криками вызывая друг друга на состязание и торопливо отвязывая канаты, люди прыгали в лодки.
Алькальд, воодушевившись, удвоил сумму:
– Сто песо! По пятьдесят за рог!
Он потащил директора цирка к причалу. Они подождали, пока первые лодки не достигли песчаных отмелей другого берега, и тогда алькальд повернулся, улыбаясь, к директору.
– Счастливый городок, – сказал он.
Директор цирка выразил кивком согласие.
– Мероприятия вроде этого – вот единственное, чего нам не хватает, – продолжал алькальд. – А то от безделья люди начинают думать о всяких глупостях. Мало-помалу вокруг них собрался кружок детей.
– Цирк вон там, – сказал директор.
Алькальд потянул его за руку к площади.
– Что покажете? – спросил он.
– Все, – ответил директор. – Представление у нас большое и разнообразное, для детей и для взрослых.
– Этого мало, – сказал алькальд. – Надо еще, чтобы было доступно каждому.
– Мы учитываем и это, – заверил его директор.
Они вместе дошли до пустыря за кинотеатром, где уже начали возводить шапито. Сумрачного вида мужчины и женщины вытаскивали из огромных, обитых узорчатой латунью сундуков какой-то разноцветный хлам, и, когда алькальд, погрузившись вслед за директором в водоворот людей и барахла, начал пожимать всем руки, ему почудилось, будто он на тонущем корабле.
Рослая, крепкая женщина с золотыми коронками чуть ли не на всех зубах задержала руку алькальда в своей и стала внимательно изучать его ладонь.
– В недалеком будущем с тобой произойдет что-то странное.
Алькальд выдернул руку.
– Наверно, сын родится, – ответил он, улыбаясь, не в силах подавить охватившее его на миг неприятное чувство.
Директор легонько ударил женщину стеком по плечу.
– Оставь лейтенанта в покое, – сказал он, не замедляя шага, и подтолкнул алькальда в ту сторону, где стояли клетки со зверями.
– Вы в это верите? – спросил он.
– Когда как, – ответил алькальд.
– А меня так и не убедили, – сказал директор. – Когда покопаешься как следует в этих гаданьях, начинаешь понимать, что играет роль только человеческая воля.
Алькальд окинул взглядом сонных от жары животных. Из клеток струились терпкие, горячие испарения, и в мерном дыхании зверей было что-то тоскливо-безнадежное. Директор пощекотал стеком нос леопарда, и тот скорчил жалобную гримасу.
– Как зовут? – спросил алькальд.
– Аристотель.
– Я о женщине, – пояснил алькальд.
– А! Ее мы зовем Кассандра, зеркало будущего.
Лицо у алькальда стало тоскующим.
– Мне хотелось бы переспать с ней, – сказал он.
– Это можно, – отозвался директор цирка.
Вдова Монтьель раздернула в спальне занавески и прошептала:
– Бедные люди!
Она навела порядок на ночном столике, убрала в выдвижной ящик четки и молитвенник и вытерла подошвы розовых домашних туфель о расстеленную перед кроватью шкуру ягуара. Потом обошла всю комнату и заперла на ключ туалетный столик, три дверцы застекленного шкафа и квадратный шкаф, на котором стоял гипсовый святой Рафаил. После этого она заперла на ключ дверь комнаты.
Спускаясь по широкой лестнице из каменных плит, покрытых лабиринтами трещин, она думала о странной судьбе Росарио Монтеро. Когда вдова Монтьель увидела сквозь решетку балкона, как та, похожая на скромную, прилежную школьницу, которую приучили не смотреть по сторонам, обогнула угол и скрылась на набережной, ей показалось, будто закончилось нечто, уже давно шедшее к завершению.
Вдова Монтьель сошла с последней ступеньки, и ее встретило бурлящее, как деревенская ярмарка, патио. Прямо около лестницы стоял стол, на нем лежали завернутые в свежие листья сыры; чуть подальше, в открытой галерее, громоздились один на другом мешки соли и бурдюки с медом, а в глубине двора виднелась конюшня с мулами и лошадьми, где на балках висели седла и сбруя. Дом был пропитан запахом вьючных животных, мешавшимся с запахами дубильни и сахарного завода.
Войдя в контору, вдова поздоровалась с сидевшим за письменным столом сеньором Кармайклом. Тот, сверяясь с бухгалтерской книгой, отсчитывал и складывал пачками деньги. Она открыла выходившее на реку окно, и полную недорогих безделушек комнату, где стояли большие кресла в серых чехлах и висело увеличенное фото Хосе Монтьеля с траурным бантом на рамке, залил яркий свет позднего утра. Вдова почувствовала вонь падали и только теперь увидела лодки на отмелях противоположного берега.
– Что они там делают? – спросила она у сеньора Кармайкла.
– Пытаются убрать дохлую корову.
– Так вот что это такое! – сказала вдова. – Этот запах снился мне всю ночь.
Она посмотрела на сеньора Кармайкла, углубившегося в работу, и добавила:
– Теперь нам не хватает только потопа.
– Уже пятнадцать дней как он начался, – не поднимая головы, отозвался сеньор Кармайкл.
– Правда, – согласилась вдова, – приближается конец. Осталось только лечь в могилу и ждать смерти.
Сеньор Кармайкл слушал ее, не прерывая счета.
– Многие годы мы жаловались, что у нас в городке ничего не происходит, – продолжала вдова. – И вдруг разразились несчастья, словно бог пожелал, чтобы разом произошло