Не знаю почему, но, возможно, я так перетекаю из своего тела в квантовое и обратно за фемтосекунды, потому мне совсем не видно, что за гигантскую флюктуацию произвожу и как вселенная пытается понять действия этого наглого человека, для которого все и создавалось.
В принципе, за ту же фемтосекунду я могу прыгать в другую галактику и обратно, но пока что-то с моим пониманием мира не совсем то. Или даже не пониманием, хрен я его вообще пойму, а с ощущением…
В общем, пока только зачатки умений, спасибо и за это, для меня это пока предел, но как же здорово, что часовой вышел из-за угла и шагнул мимо, глядя на меня стеклянными глазами и не видя.
В прошлые разы при подобных проникновениях отключал на секунду видеонаблюдение и тут же заменял записью десятиминутной давности, операторы вряд ли встревожатся, у всех на экранах те же коридоры, что и раньше, как и территория вокруг здания… но сейчас, если мыслю верно, видеокамеры меня попросту не увидят, я двигаюсь совсем в другом мире, здесь меня нет или почти нет.
Так пробирался и по тюрьме, трижды продавливаясь сквозь стены на другую сторону, наконец вон та камера, в которой находится страшный и опасный Влад Кузн.
Он то ли спит, то ли дремлет, лежа на своей узкой кровати с утопленными в пол толстыми металлическими ножками. Я медленно выдвинулся в мой привычный маленький и затхлый мир реальности, уже усталый, даже малые переходы выматывают, если вот так часто, сказал шепотом:
— Тихо!.. Я как бы друг.
Он резко повернулся, крупный мужчина с грубыми, но красивыми чертами лица, такими рисуют как известных полководцев, так и вожаков разбойников, а то и вовсе маньяков-убийц.
— Ты… кто?
— Помогу тебе бежать, — сказал я.
Он вскинул брови:
— Чего-чего?
— В обмен, — пояснил я, — на личную встречу с Гаврилюком, твоим боссом. Согласен? Только сведешь меня с ним, понял?.. После этого уходи куда изволишь.
Он медленно приподнялся и сел, глаза расширенные в изумлении, но смотрит уже набычившись, медленно собирает волю и решимость для быстрых действий.
— А что, — проговорил он уже другим голосом, — в ваши полномочия входит такое… ну, отменять решение суда?
— Зачем отменять? — спросил я. — Ты получаешь новый паспорт и живешь под другим именем. В любой стране. Так проще, все довольны. После твоего бегства тревога не распространится дальше ворот этой тюрьмы, чтобы не волновать общественность и не дать ей усомниться в незыблемости нашего самого человечного строя. Так что для большинства будешь по-прежнему в тюрьме.
— А кто помешает вам прикончить меня, — спросил он, — сразу, как только сведу с боссом?
— Никто, — согласился я. — Но, видишь ли… мы хоть и работаем на правительство, но само правительство об этом не знает и не догадывается. Даже скажу точнее, работаем не на правительство…
Я запнулся, подбирая слово, а он сказал насмешливо:
— Что, заранее не придумали твои хозяева?
— Работаем не на правительство, — уточнил я, — а на страну. На общество людей и человеков. Потому нам насрать на законы, которые сегодня одни, завтра другие. Мы придерживаемся вечных: око за око, зуб за зуб… И рыцарское слово держим.
Он сказал хмуро:
— Ладно, что теряю? Суд может растянуться на год, но все равно вломят смертную казнь.
— Тогда не будем тянуть, — ответил я. — Вот тряпка, завяжи себе глаза. Потуже, я проверю.
— Зачем?
— Ты не должен видеть тех, — пояснил я терпеливо, — кто мне помогает. И вообще… за тобой будут присматривать снайперы. Наши снайперы. На всем пути со мной. Ну, ты понял.
Он буркнул:
— Понял.
— Не сопротивляйся, — предупредил я. — Нас выдернут… ну, резко выдернут.
— Куда?
— Не наше дело, — отрезал я. — Теперь просто молчи.
Издали донесся топот бегущих людей, охрана забеспокоилась странностями в видеонаблюдении. Все понятно, кто-то бросился проверять оборудование, а самые простые поспешили посмотреть, как там с заключенными.
Я зацепил карабин за ножку стола, две светошумовые гранаты с пятисекундным упреждением полетели к двери. Кузнецов охнул, когда я ухватил его поперек туловища и с силой бросился в портал.
За спиной мощно грохнуло. Я успел увидеть ярчайшую вспышку, но нас уже понесло в падении через свежий ночной воздух, трос начал тянуть за пояс все сильнее…
…И вдруг исчез, мы рухнули на землю, Кузнецов со сдавленными проклятиями сорвал с глаз повязку, но увидел только в двух шагах силуэт автомобиля.
— Твой?
— Быстрее в машину, — велел я.
Он поспешно вскочил на правое сиденье, я сел за руль и сразу же погнал прочь. Кузнецов оглядывался, глаза дикие, прохрипел сумасшедшим голосом:
— Ничего не понял…
— И не надо, — оборвал я. — Готовили специалисты, я в их методы не вникаю.
— Но, — пробормотал он, — там что, в стене был люк?.. Ладно-ладно, куда мы сейчас?
— Еще раз сменим автомобиль, — сообщил я, — а там уже проще. Ты позвонишь Гаврилюку, договоришься о встрече…
— В тюремной одежде?
— На заднем сиденье, — сказал я, — большая сумка. Там все по твоему росту.
— А паспорт?
— Получишь, — пообещал я. — Но не сейчас, а то вдруг возникнут такие простые и понятные, но вообще-то глупые мысли.
— Да это я так, — пробормотал он таким тоном, что понятно, эти глупые мысли не просто возникли бы, они и сейчас есть, даже немедленно попытался бы, это понятно, все сперва бросаемся по самому очевидному пути, но самые очевидные не всегда верные.
Он снова оглянулся.
— Что-то погони нет… Еще не раскрыли?
— До утра вряд ли.
— Но, — сказал он в недоумении, — тот трос, на котором нас спустило… Его же найдут?
— Не найдут, — сказал я так загадочно, чтобы он поверил в огромную группу, организовывающую его побег, — у нас все чисто.
Он умолк, озадаченный и устрашенный, а я пытался прикинуть, успели охранники или не успели заметить конец троса, привязанный к ножке стола.
Понятно, рассыпался через несколько секунд, я рассчитал почти точно, хотя промахнись чуть в одну сторону — шмякнулись бы с высоты намного большей.
Но и не рассыпься вовремя, была бы большая и совсем ненужная мне непонятка…
Он вертел головой, рассматривая ночной город, будто тоже любуется, так я и поверил, шумно потянул носом.
— На заднем еще сумка. Пахнет чем-то вкусным.
— Бутерброды с ветчиной, — ответил я. — Если тебе, конечно, можно. Как насчет вредного холестерина? Или потом посмотришь, как хорошо ем я.
— Можно-можно, — заверил он. — Я атеист и демократ! Мне все можно, хотя не все себе позволяю.
— А что, — поинтересовался я, — не позволяешь?
— К примеру, — сказал он серьезно, — никогда не выстрелю в женщину или ребенка. Ни за какие деньги.
— Какой же ты демократ?
— Хреновый, — согласился он, — но остальные еще хуже. Куда посоветуешь потом?
— Лучше на Ближний Восток, — ответил я. — Там такое творится… Всем позарез нужны люди, что умеют с оружием обращаться. Можно реабилитироваться, если пользу стране… ну, какой-нибудь, их