Женщина едет, явно заблудившись. В длинном богатом платье, на особом женском седле, когда сидят боком, ноги справа. Из-под длинного голубого платья видны только изящные носики сапожек из оранжевой кожи. На голове головной убор в виде непременной остроконечной пирамиды, когда со штыря красиво ниспадает серебристая ткань, закрывая затылок, плечи и всю спину.
Красные, как пламя, волосы легко треплет встречный ветерок, зеленая накидка прикрывает покатые плечи, руки в тонких коричневых перчатках небрежно держат украшенный желтыми висюльками широкий повод. Уздечка и вся конская сбруя в нефункциональных украшениях. Стремя слишком массивное и украшенное серебром, что тоже ни к чему, если бы на коне сидел мужчина.
Дорога сделала поворот, следуя изгибам леса, на всадницу упала тень от высоких деревьев. Я не успел разглядеть ее лицо, как из кустов выбежали одетые в лохмотья люди, загородили дорогу. Женщина натянула повод, испуганный конь поднялся на дыбы, попятился, однако шагах в десяти сзади из кустов выскочило еще человек пять, сразу ощетинились длинными самодельными копьями с обугленными для крепости, заостренными концами.
Всадница испуганно оглядывалась, ее окружили со всех сторон, блестят обнаженные плечи, отовсюду в ее сторону смотрит частокол острий. Один из мужчин закричал весело:
– Попалась, птичка!.. Слезай по-хорошему!
Женщина вскрикнула испуганно:
– Что вы хотите?
Мужчина захохотал, оглянулся на своих соратников, те тоже захохотали.
– Что мы хотим? Слезай, все увидишь. И все почувствуешь. Слезай-слезай, все равно снимем. Но если силой, то одежку порвем… и будешь ходить по лесу голенькой.
Она заговорила жалобно:
– Я не хочу!.. Отпустите меня!
Они все приближались, хотя не сдвигались с места, наконец я сообразил, что это я подхожу все ближе и ближе, стараясь держаться за деревьями, но сердце мое уже толкается в ребра мощно, кровь разогревается до кипения, кулаки сжаты, я их поспешно разжал и напомнил себе строго, что это не мое дело, у меня своя задача, вообще я здесь не санитар леса…
Вожак, что говорил от имени банды, подошел к всаднице и протянул руку к ее изящному сапожку. В моем мозгу мгновенно пронеслось все, что будет потом, когда ее сдернут с коня, я заорал и выбежал на дорогу.
Все оглянулись от неожиданности, я крикнул во весь голос:
– Леди, бегите!.. Пришпорьте лошадь!
Глава 3
У нее в самом деле был шанс прорваться через цепь, в то время как эти остолопы таращились на меня, но она тоже растерялась, смотрит ошалело. Я набежал, торопливо замедляя бег, ближайший замахнулся на меня копьем, я перехватил и с легкостью выдернул из его не таких уж и могучих рук. Еще двое повернули в мою сторону копья, я начал отбиваться, одного сразу же ткнул в живот, мужик охнул и согнулся, второго я после двух выпадов шарахнул по голове. он вскрикнул и упал, раскинув руки. Еще двое повернули в мою сторону копья, я отбивался достаточно умело за счет того, что поворачиваюсь быстрее, а эти тугодумы еще не приспособились к изменившейся ситуации.
Женщина на коне слегка попятилась, но я видел ее только периферийным зрением, едва успевая отражать удары, один наконец догадался отшвырнуть копье и выхватил короткий меч. Я едва успел увернуться, одной рукой перехватил его за кисть, сдавил, послышался болезненный вскрик, меч выпал.
Я ухитрился подхватить в воздухе, пригнулся, избегая богатырского удара шестом, вытянул руку и ткнул острым железом в живот удальца, который не желает пахать землю, а предпочел быстрый заработок. Он взвизгнул поросячьим голосом, я поспешно отпрыгнул, закричал женщине бешено:
– Да удирай же… дура!
Сам я готовился взять руки в ноги, они у меня длинные, этих коротконогих обставлю легко. Правда, у них луки, кто-то да сумеет всадить стрелу в спину убегающему, но никакая стрела не убивает сразу, а моя регенерация уже изготовилась…
Уже все они, оставив женщину, бросились на дурака, посмевшего встать у них на пути, я отбивался яростно, вертелся во все стороны, два-три раза вроде бы ожгло, но я рубил и колол… как вдруг полыхнул лиловый свет, в ушах раздался треск, шипение, словно на раскаленные угли костра выплеснули ведро воды.
Я ударил шестом в озверевшее лицо, что застыло передо мной как-то странно. Древко вошло, как в гнилую тыкву, легко и без привычного сопротивления. И одновременно я ощутил, что все, кто со мной дрался, остановились, опустили руки, их тела начали опускаться на укорачивающихся ногах.
Всадница тронула коня и медленно пустила его шагом ко мне. Я все еще стою, пригнувшись и с выставленными перед собой мечом и колом. Над головой прозвучал удивленный голос всадницы, мне почудилась скрытая насмешка:
– Кто ты, отважный?
Я поклонился, ответил хрипло, все еще не восстановив дыхание:
– Человек, ваша милость. Я увидел, как разбойники напали на вашу милость, а долг каждого мужчины – защищать женщину. А за красивую женщину мужчина вообще должен умереть, но не позволить ее обидеть.
Легкая улыбка коснулась полных сочных губ. Лицо показалось мне совершенным, настолько совершенным, что таких лиц просто не может быть, такие только в анимации. Идеально чистая кожа, прекрасно вылепленный лучшими дизайнерами нос, удивительно прекрасные зеленые глаза, обрамленные длинными загнутыми ресницами… Настолько зеленые, ярко-зеленые, словно подсвеченные изнутри, что я снова подумал о неправдоподобности: таких удивительных глаз просто не может быть, они только в мечтах художников, что выкладываются в компьютерных спецэффектах.
– Брось эти палки, – посоветовала она чуточку брезгливо. – Они уже никогда никого не ограбят…
На месте каждого из разбойников расплывалась куча тяжелой серой слизи, в ней утопает их одежда. Лужи сомкнулись краями и слились, однако, несмотря на плотность состава, в землю просачиваются со скоростью бензина.
Я проговорил с тупым удивлением:
– Это вы их так?.. Простите, леди, я думал, что вы красивая… а вы, оказывается, волшебница…
Она отмахнулась. Ее кукольное лицо было безмятежным, но глаза изучали меня строго и придирчиво.
– Кто ты? Я знаю всех крестьян своих деревень. Ты не из моих людей.
Я поклонился, а если надо – поклонюсь еще, женщинам совсем не трудно кланяться, а красивым – так и вовсе каждый из нас кланяется с удовольствием и подсознательной надеждой.
– Ваша милость… Вы будете смеяться, но я…
Она выжидала, но я переступал с ноги на ногу, мялся, разводил руками в великом смущении, глупо открывал и закрывал рот, снова разводил руками и вперял взор в землю.
– Что с тобой случилось?
– Я… заблудился, – ответил я наконец. Было видно, что выдавливаю это стыдное для мужчины признание с великим трудом, готов провалиться сквозь