— Ну тогда, любезные родители, пойдемте встречать вашего долгожданного сына!
Они торопливо поднялись, сэр Кунинг сказал быстро:
— Спасибо, ваше высочество! Мы сами выйдем навстречу, так будет удобнее.
— Зачем же, — возразил я, — я буду раз присутствовать на трогательной встрече родителей с сыном. Это так волнительно, так весьма щипательно, сердцепрыгательно… Вон герцог Сулливан уже скупую мужскую вытирает… Герцог, я говорю про слезу, а вы что там трете?
Сулливан заметно напрягся, когда супруги Кунинги, уже не слушая меня, торопливо прошли мимо, задев его краем одежд, а когда за ними опустился полог, быстро прошептал, это было похоже на хрип придавленного бревном медведя:
— Я не верю ни единому слову!
— Я тоже, — ответил я.
— Что-то будем делать?
— Сперва посмотрим… но будь наготове.
Мы вышли и обогнули шатер, а там у коновязи Зигфрид уже соскочил с коня, набросив повод на крюк, и быстро направился в нашу сторону. Он еще издали заулыбался мне, показывая, что все в порядке, а супруги Кунинги торопливо шли ему навстречу, убыстряя шаг.
Я тоже непроизвольно пошел быстрее, сердце стучит чаще, чует недоброе, что-то Зигфрид никак не реагирует на появление своих родителей, ни ликования, ни злости, вообще ничего, как будто впервые видит.
Он бы и прошел мимо, но они заступили ему дорогу. Сэр Кунинг распахнул объятия с таким жаром, что Зигфрид даже отступил на шаг.
О чем они говорили, я не слышал, пока не напряг слух, но услышал только некое шипение и щелканье.
Мои руки сами вытащили из колчана стрелу с наконечником из чистого серебра. Сулливан быстро посмотрел на меня, потом на встречу родителей с сыном, а его пальцы начали нащупывать рукоять меча.
Я наложил стрелу на тетиву, но пока не натягивал, на это понадобится меньше секунды.
Зигфрид некоторое время разговаривал с ними, затем обнял обоих за плечи и повел в мою сторону. Я вздохнул с облегчением, быстро передал Сулливану лук и сделал вид, что вообще не знаю, чего это он у него.
Они подходили все трое очень серьезные, хотя родители и пробуют улыбаться, но получается как-то натянуто, а Зигфрид выглядит скорее мрачным, чем обрадованным.
— Ваше высочество, — произнес он, замедляя шаг, — это в самом деле мои родители…
— Сэр Кунинг… — сказал я, однако Зигфрид прервал:
— Это не Кунинги, ваше высочество.
Женщина испуганно вскрикнула, ее супруг взглянул на меня так, словно уже уклоняется от моего меча.
Я спросил медленно:
— Ты хочешь сказать…
Он кивнул.
— Да, они… не люди.
Те, кто выдавал себя за супругов Кунингов, поспешно отступили от меня, но Зигфрид сказал им поспешно:
— Его высочество все знает. И про меня, и про вас.
Они оба изменились в лицах, на меня уставились с еще большим страхом и непониманием. Наконец «сэр Кунинг» проговорил, запинаясь:
— Но… как ты…
— Пришлось, — ответил ему Зигфрид. — Ничего не изменилось. Я так же служу его высочеству, как и служил. Потому… все гораздо проще. Не нужно что-то придумывать и скрываться. Его высочество знает, что я — демон, младенцем подброшенный вами в семью сэра Кунинга. Там я вырос и так бы и не узнал, что я не человек, если бы не случайность…
Я сказал как можно более спокойным тоном:
— Да, все верно, я это знаю. Как я понял, вы прибыли навестить сына?
Они все трое замолчали, только переглядывались, наконец Зигфрид проговорил несколько сдавленным голосом:
— Не совсем так, ваше высочество.
— При родителях, — напомнил я, — ты можешь обращаться ко мне, как и наедине, по имени.
— Спасибо, — произнес он, — они будут польщены. Однако, ваше высочество, лучше я буду так, потому что вся сложность в том, что… они прибыли не для того, чтобы повидаться.
— А зачем, — спросил я, — если это не совсем секрет?
Он покачал головой.
— Для вас нет секретов, ваше высочество.
— Говори.
— Они уговаривают меня… вернуться.
Улыбка его была невеселая и чуточку виноватая, словно в чем-то подводит меня.
Я переспросил в некотором недоумении, хотя подсознательно догадывался, зачем явились его биологические родители.
— Вернуться… в их племя?
— Да.
— Но разве не они тебя выпустили… в свободный полет?
Он тяжело вздохнул.
— Да, но… так уж получилось. Оказывается, нас не просто мало, а совсем мало. И когда погибли еще двое из наших, то… остался из молодых я один.
Я переспросил:
— Последний из могикан? В смысле, из своего племени?
— Да, — ответил он невесело, — я последний.
Я посмотрел на Сулливана, тот вообще ошалел, он и про Зигфрида слышит впервые, а я сказал:
— Знаете, такие вопросы на ходу не весьма. Зигфрид, отведи родителей в мой шатер, угости вином… если они пьют, а мы с герцогом пока прогуляемся по лагерю. Решим свои дела, а вы без спешки — свои.
Зигфрид сказал виновато:
— Ваше высочество, мне просто неловко…
— Все в порядке, — ответил я. — Зигфрид, мы с тобой старые друзья, можно без особых церемоний. Люди — единственные существа на свете, у которых есть свобода воли. Все мы можем сами решать, как поступить правильно. И у тебя есть эта свобода, ибо ты сейчас человек. У меня нет враждебности к твоему племени, я знаю из него только тебя, а ты настолько хорош, что тебя любят все, кто с тобой сталкивается. Так что… решай сам… Герцог, нам нужно посмотреть северную часть лагеря.
Я похлопал смущенного Зигфрида по плечу и вышел из шатра, чувствуя, как со спины старательно прикрывает Сулливан.
Когда мы отошли от шатра, он спросил приглушенным ревом:
— И что теперь?
— А ничего, — ответил я негромко. — Происхождение Зигфрида, как я вижу по вашему лицу человека чести, вас не тревожит, а это главное. Как бы он ни решил, мы уважаем его выбор.
Он подумал, покрутил головой.
— Обалдеть. Нет, надо выпить еще. Ваше высочество…
— Герцог, — ответил я.
Он ушел, а я обошел лагерь, воины отдыхают у костров, расположенных настолько ровными рядами, словно в самом деле раскладывали их, ориентируясь по туго натянутой веревке. На кострах жарится мясо, подогревается сыр и хлеб.
Завидев меня, пришел уже вернувшийся от Беверейджа Альбрехт, молча пристроился рядом, пытливо поглядывая на мое одухотворенное лицо.
— Ваше высочество?
— Граф, — буркнул я.
— Говорят, — сказал он, — лучше всего думается на марше. Там это идет в такт шагам.
— На что намекаете, граф? — спросил я с подозрением. — Думается везде хреново, это занятие человеку несвойственно. Но если в самом деле вдруг взять и подумать…
— Ну-ну?
— Война войной, — сказал я, — рушатся королевства, создаются империи, а у людей свои маленькие проблемы…