В типографии сильно пахнет смолой, красками, вареной бумагой, ее готовят из тряпок, мощно и безостановочно потрескивает пресс. Несколько могучих мужчин, обнаженных до пояса, ходят по кругу, как волы на мельнице, поворачивая гигантское колесо с выступающими рукоятями.

Я сделал знак, чтобы работу не останавливали, мне кланялись, не отрывая рук от колеса, навстречу заспешил Миртус, тоже кланяясь часто и пугливо моргая.

– Натворил что? – спросил я негромко.

Он помотал головой.

– Нет-нет, ваша светлость! Все хорошо, даже опережаем график!

– Так чего ты какой-то?..

Он спросил жалко:

– Какой?

– Не такой, – ответил я. – Нет в тебе фильдеперсовости!

– А что это?

– Не знаю, – признался я. – Слышал как-то… Слово больно красивое. И таинственное, как марципан или еще что-то волшебное.

Он понурился.

– Какой из меня фильдеперсовый?

Я сказал с неудовольствием:

– Миртус, все хочу спросить, что ты какой-то тихий и пришибленный? Никогда от тебя не услышишь ни возражений, ни даже подсказки.

Он ответил с поклоном:

– В старых книгах сказано: если ты мудр, не противоречь богачу, правителю, ребенку, старику, аскету, мудрецу, женщине, дураку и учителю.

Я добавил нравоучительно:

– И гроссграфу. Но обсуждать с ним и спорить можешь и должен! Даже обязан, это твое гражданское право… Надо будет как-нить на досуге составить свой кодекс Юстиниана. Не перечить, а спорить! Спорить можно, понял?..

Он переспросил несколько растерянно:

– А как это: спорить, но не перечить?

Я подумал, отмахнулся.

– И я пока не вижу разницы, но она ж есть? Есть. Должна быть. Так что право спора за тобой. В споре ты можешь мягко поправить меня… но только мягко, морда!.. деликатно указать на более короткий и менее ухабистый путь.

Он кивал, лицо становилось все несчастнее.

– Да-да, ваша светлость…

– Ты же теперь не просто забитый маг, – напомнил я строго, – от которого требуют побыстрее переплавлять свинец в золото. Ты уже руководитель!

Он улыбнулся искательно, на меня посматривал снизу вверх вовсе не из-за нашей разницы в росте: будь он на коне и тогда бы ухитрялся смотреть снизу.

– Ваша светлость, – произнес он умоляюще, – не мое это… Вы пригласили инквизиторов, а меня от одного их вида трясет сам не знаю как. Так и кажется, что присматриваются… вот бы пригласили еще и своих магов!

– Так ты ж сам пригласил, – напомнил я. – Куча при-ехала.

Он сказал умоляюще:

– Они тоже не хотят командовать.

– Почему?

– Каждый чего-то стремится добиться в своем тайном… или не тайном деле!

– Ну-ну, – ответил я сварливо, – все дерутся за власть, только вы, чертовы маги, от нее отбрыкиваетесь? Ладно, чё-нить придумаю… Но пока давай руководи. Понимаешь, из тех, кто рвется руководить, не всегда получаются эти… руководители.

Он вздохнул.

– Понимаю.

– Вот я, к примеру, – сказал я, – красавец, умница, весь из себя, а руководить не люблю! Как и ты. Но – приходится. И уже наруководил лучше, чем любители… Надо, Миртус, надо! Будь проще с людьми, и тролли к тебе потянутся.

Теперь я то и дело выезжаю на Зайчике, держа амулет-копалку в опущенной руке, проношусь по обочинам дорог, возле приметных утесов и одиноко стоящих древних деревьев. Люди везде одинаковы: домохозяйки прячут деньги в бельевом шкафу между третьей и четвертой стопкой белья, семьдесят процентов юзеров Инета ставят пароль «123456…», а клады закапывают возле приметных утесов недалеко от проезжей дороги.

Сэр Растер охнул, когда вечером я вывалил на середину стола кучу сокровищ, где одних золотых монет на два кувшина, а еще множество драгоценнейших женских украшений.

– Где вы отыскали?

– По дороге к тоннелю, – объяснил я. – Валяется по дороге, коню пройти мешает! Думаю, надо собрать, а то копыта надколет. Хоть, правда, бабки и высокие.

Он посмотрел вытаращенными глазами.

– Что, прямо на дороге золото?

– Я езжу только прямыми дорогами, – ответил я уклончиво. – Как ворона летит! Бог меня любит, как видите. Как Верховный Паладин ме-е-е-лкого такого паладина. И помогает. Если бы я просил на пропой, думаете, послал бы такое богатство? Самого бы послал, еще бы и наподдал в шею.

Он посмотрел опасливо наверх, словно ожидал увидеть во всем грозном блеске Небесного Паладина, но взгляд уперся в неотделанный свод, крепкий, как Хребет.

– Вы завтра собирались осматривать место…

– Не стесняйтесь, – сказал я благожелательно, – да, осмотрю место, откуда начну рыть. Тоннель. Даже – Великий Тоннель. Или Туннель. Кому как нравится, я демократ. Клич я уже бросил…

– Думаете, много народу откликнется?

– Я обещал платить хорошо.

Он подумал, согласился:

– А-а-а. Если еще и платить будете, тогда откликнется много. Прокачусь-ка я с вами!

Я удивился:

– Сэр Растер! А как же насчет попировать?

Он сказал значительно:

– Пир – святое дело! И самое главное. После походов и битв, конечно. А мы с вами сделаем вид, что в походе. Не зря же вы решили копать этот чертов тоннель?

– Не зря, – согласился я.

– Хитрый вы, сэр Ричард! Настоящий правитель.

– Спасибо на добром слове. Хорошо, только я встаю рано.

Он хохотнул.

– Не раньше меня.

Утром я вскочил пораньше, в окна вливается тугими волнами очень уж бодрящая свежесть, просто чересчур, пупырышки по всему телу. Ступни промахнулись мимо шкуры на полу, кожу ожег холодный, как лед, камень. Оделся торопливо, в окно видно, как двое вытаскивают бадью из колодца, проползла подвода, полная желтых голов сыра…

Я высунул голову из окна как раз в момент, когда из конюшни неторопливо вышел сэр Растер. На пороге вспыхнул, словно направил десятки зайчиков мне в глаза, доспехи всегда держит начищенными. За ним топает оседланный брабант, спокойный и невозмутимый, как плато, на котором стоит крепость.

Я не успел отскочить от окна, Растер заулыбался и помахал рукой.

– А вы в самом деле ранняя пташка, – крикнул он жизнерадостно. – Я тут заодно покормил и вашего Зайчика.

– Совсем разбалуете, – откликнулся я. – Знаю, что таскаете ему тайком…

– Ну что вы, сэр Ричард! – воскликнул он сконфуженно.

– Знаю-знаю, – сказал я ворчливо.

Кое-как одевшись, перевязь с мечом нацепляя уже на ходу, я выскочил из покоев. За мной вприпрыжку бежали пажи и оруженосцы, стараясь одеть лорда, будто я калека. Я отмахивался, приводя всех в недоумение: в чем другие видят знаки престижа и высокого положения, я вижу совсем другое. Еще бы инвалидную коляску притащили.

Наши кони бодро вынесли нас за ворота, Бобик ликующе бежит впереди, часто с надеждой оглядывается на Растера. С утра солнце палит сильнее, чем на Юге, зеленая долина неуловимо быстро перешла в каменистое плато, а оно сменилось сухим песком. И хотя далеко на горизонте видны зеленые холмы, но здесь раскаленные пески,