И тут Саймон Рэнкин услышал звук, которого страшился — далекий заунывный вой. Будто шквал, проникший в нутро горы Кумгилья и затерявшийся в подземных лабиринтах, искал выхода, изливая воплями свою ярость.
Магнитофонная запись запнулась и со скрежетом оборвалась. Лампы потускнели, почти потухли. Сзади взвизгнула девочка. И стало куда холоднее.
Гид взмахнул факелом, как бы опасаясь, что его подопечные разбегутся, но они только теснее жались друг к другу с побелевшими от страха лицами. Андреа вцепилась в руку Саймона. Она знала в чем дело, и ей приходилось удерживать себя, чтобы не закричать во весь голос. Это началось.
— Не волнуйтесь, — гид растерянно озирался. — Под землей иногда… слышатся странные звуки, — казалось, он не слишком верит собственным словам. — Давайте продолжим осмотр.
Все последовали за ним — выбора не было: никому не хотелось оставаться одному в темноте. Свет факела рассекал тьму, его отблески влажно мерцали на шероховатых стенах. Звуки шагов отдавались глухим, жутким эхом. Плакал ребенок, мужчина бормотал проклятия себе под нос.
Пламя факела как будто потускнело, из ослепительно белого стало желтым. Завывание достигло предельной высоты, этот хор звучал уже не человечески. Но сердце подсказывало догадку: то взывали о помощи души, заточенные в глубине пещер Кумгильи.
— Нет, это не ветер! — кто-то высказал вслух то, что было у всех на уме.
Гид промолчал. Он шагал так торопливо, словно в любую секунду готов был пуститься бегом.
— Мне страшно, Саймон, — прошептала Андреа. Эхо подхватило ее слова, так что все услышали: страшно… страшно…
Саймон Рэнкин понял, что нужно молиться, иного не дано. Молиться, пока силы зла не превратили его мысли в бессвязную путаницу.
— Господь пастырь мой! я ни в чем не буду нуждаться… он водит меня к водам тихим…
Вокруг слышалось недовольное ворчание; женский голос за его спиной пронзительно вскрикнул: "К черту ваши молитвы, мистер, хватит тоску нагонять! Нам это ни к чему".
Нет, вам это необходимо, они внушают, что вам это ни к чему, используют вас против меня."… Подкрепляет душу мою, направляет на стези правды ради имени Своего…"
— Чтобы я еще раз полез в такую дыру, мать твою! — выкрикнул теперь мужской голос. Сквернословие — орудие нечестивых. Молись!
— Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мною; Твой жезл и Твой посох — они успокаивают меня…
Факел снова разгорелся во всю силу. Саймон увидел, что они вышли из туннеля в пещеру воистину огромную — насколько можно было судить по стене справа от них. Они стояли на чем-то вроде дамбы, слева огороженной проволочной сеткой. За нею зияла… бездна. Люди отступили к стене, в ужасе перед тем, что было внизу. А завывания смолкли.
Неожиданно вспыхнул свет, такой яркий, что все зажмурились и отвернулись. У гида было бледное, напряженное лицо. "Наверно, подключили запасной генератор", — буркнул он, но прозвучало это неубедительно.
Что-то засверкало за оградой; мерцающее отражение света создавало впечатление, что пещера обрывается в зеленовато-черную пропасть. Потом увидев перевернутое отражение — свое и толпы спутников — каждый понял, что там.
— Подземное озеро, — экскурсовод делал героические усилия, чтобы начать рассказ, голос его дрожал. — По меньшей мере футов тридцати-сорока глубины. Оно наполнилось, когда работы были прекращены и воду перестали откачивать. Расположенные ниже уровни разработок затоплены таким же образом…
Андреа дрожала. У нее была врожденная боязнь глубокой воды. Под землей этот страх еще усилился; казалось, бездонная черная впадина, заполненная водой, скрывает непостижимые ужасы.
Саймон пристально смотрел вниз, на мерцающую зелень воды — до тех пределов, где она сливалась с чернотой, так что увидеть что-либо дальше было невозможно. Причудливые образы дрожали и переливались под поверхностью воды — человеческие лица, искаженные болью и яростью. Стертые рябью, они исчезали, и тут же появлялись новые.
Сейчас он молился про себя, вознося слова благодарности, обняв Андреа. "Ты приготовил предо мною трапезу в виду врагов моих, умастил елеем голову мою; чаша моя преисполнена. Так, благость и милость Твоя да сопровождают меня во все дни жизни моей, и я пребуду в доме Господнем многие дни…"
Вдалеке послышался шум; все напряглись и сдвинулись теснее. Но то был не протяжный вой, а громыхание. Оно приближалось, каменный пол вибрировал, будто от страха тряслось все кругом.
— Прибыл поезд, — объявил гид с заметным облегчением. — Прошу всех следовать за мной.
За ближайшим поворотом они снова увидели освещенную ступенчатую платформу, ярко-белые кабинки, такие милые в своей обыденности. Машиниста здесь не было, так как фуникулер управлялся с пульта на поверхности — поезд-привидение.
Торопливая, бестолковая посадка, испуганные взгляды, брошенные назад, в штольню, словно каждый ждал, что в любой момент оттуда может появиться нечто невыразимо ужасное. Рэнкин прижался к Андреа, освобождая место гиду, который на обратном пути сел в их кабинку. Когда фуникулер тронулся, тот явно испытал облегчение, — а Саймон снова пережил страх при мысли, что силы мрака могут нанести последний отчаянный удар, чтобы не дать им уйти, и трос оборвется. Закрыв глаза, он дважды прочел "отче наш", и когда снова открыл их, увидел яркий солнечный свет. Все рванулись наружу, бросая в ящик ненужные шлемы.
— Саймон… — Андреа хотела что-то сказать, но ее перебил, оттесняя спиной, рослый гид.
— Ну спасибочки, мистер, прямо не знаю, как вас благодарить — там под землей от ваших молений у всех душа в пятки ушла! Вы что, поп или просто святоша?
— Я священник, — в голосе Саймона слышалось достоинство и в то же время раздражение.
— Ну и что?! Нечего было причитать во весь голос!
— А я убежден, это было необходимо, — Рэнкин холодно взглянул на гида. — И вы, друг мой, знаете об этом не хуже меня. Ваши слова о ветре в подземных выработках вряд ли могут служить объяснением тех заунывных звуков и жуткого холода. Сегодня нет ни ветерка. И я уверен, вы знаете больше, чем хотите показать. Что здесь происходит на самом деле?
— Послушайте, вы, — голос рослого мужчины сорвался почти на визг, пальцы нервно теребили ремешок шлема. — Ничего такого тут не происходит, и нечего выдумывать! Произошло какое-то замыкание в электросети, от этого никто нигде не застрахован. А звуки — ну, бывает. И возможно, никогда уже больше не будет.
— Но то же самое было вчера на маршруте "шахтерского трамвайчика". — Саймон задержал на собеседнике недобрый взгляд. — Вы что-то скрываете. Может быть, вы получили соответствующие указания?
— Я должен заботиться о своей