Уж лучше бы не забирала.

Славерус оказался отвратительным человеком.

Он пил, бил Тенсора и его несчастную мать, ничего не приносил в дом… Стоит ли удивляться, что пасынок не испытывал любви к отчиму? Чтобы не видеть этого кошмара, Тенсор начал убегать из дома, по глупости связался с дурной компанией…

Правда, сейчас взялся за ум. Работает палубным матросом на судне, они ходят вдоль побережья, на жизнь хватает. Но этот дом – он же принадлежал его матери!

– Да разве? – искренне удивилась Яна.

Ааша под рукой нархи-ро пофыркивала, давая понять, что не верит как минимум половине речи. Но Тенсор в волчьих интонациях не разбирался.

– Это, милая лайри, семейное, можно сказать, родовое гнездо.

– Для родового оно слишком молодо, – отрезала Яна. – К чему вы клоните?

– Я готов выкупить у вас этот дом.

Яна фыркнула:

– И за сколько же?

– Я надеюсь, лайри, вы не заломите громадной суммы?

– Не заломлю. Условие, которое поставил мне сар Атион, гласит, что я не могу ни продать, ни подарить этот дом. Особенно вашей семье.

Тенсор скрипнул зубами.

– Но это мой дом! Я тут родился, вырос…

– Да разве? А сар Атион рассказывал иначе.

Тенсор понял, что перегнул палку:

– Ну хорошо. Не я, но мои дети!

– Оба?

Тенсор скрипнул зубами еще раз. Яна даже испугалась – не остался б он без них прямо здесь и сейчас. Зубы, кстати, отвратительные. Желтые, прокуренные и с изрядными дырами. Фу!

– Вижу, отчим уже успел наговорить обо мне небылиц?

– Это не важно. – Яна пожала плечами. – Дом не продается. Что еще?

– Тогда вы можете выкупить у меня мою часть.

– Могу. Сколько?

– Пятьсот золотых!

Яну разобрал дикий хохот, который она даже и не пыталась сдержать.

Пятьсот золотых?!

Это при том, что весь домик стоил не больше двухсот?

Ну-ну…

Тенсор побагровел. При болезненно-желтой коже это выглядело просто ужасно.

– Что я такого смешного сказал?

Яна кое-как успокоилась и фыркнула:

– А что – непонятно? Красная цена домику – триста золотых. Делим на пять – получается шестьдесят. Так вот, я готова заплатить пятьдесят монет золотом за вашу долю. А то, что вы зачем-то нолик пририсовали… Смешно!

– Вам смешны мои чувства?

– Нет, ваша глупость. – Яна уже поняла, что разговора не выйдет, и решила не церемониться. – Вы являетесь сюда, заламываете дикие цены, что-то смеете требовать… Так вот. Пятьдесят золотых – мое последнее слово. Идите поговорите с семьей. В противном случае мы решим этот вопрос в официальном порядке, через канцелярию градоправителя.

– Думаете, он пойдет вам навстречу и лишит детей крова?

– Детей не лишил бы. Но Славерус сказал, что вашим детям уже не требуется родительская помощь. Они вполне взрослые.

– Родители обязаны помогать детям!

Яна была на этот счет иного мнения. В Лесу говорили, что ребенок должен получить от родителей корни и крылья, а всего остального достигать сам. Впрочем, чего можно достигнуть в Лесу?

– Это ваше право. При чем тут я?

Оказалось, Валайра-младшая недавно вышла замуж и родила сына. И ребенку требовалось ну очень много всего.

При чем тут Яна?

При том, что этот домик идеален для молодой семьи. Вот и продала б его, да убралась куда подальше. Или выплатила за пятую часть дома такую сумму, чтобы Тенсор смог купить дочке дом в хорошем районе. Она ж лайри, да к тому же и нархи-ро! Понятное дело, что с нее надо драть по максимуму! И пусть только попробует не раскошелиться!

Яна только головой покачала:

– Не пойдет.

– Но…

Тенсор было завелся, но взгляд зеленых волчьих глаз мигом поубавил ему храбрости.

– Подумайте дома, в кругу семьи, и приходите. Предложите что-то приемлемое – обсудим. Но я цену выше пятидесяти золотых не подниму, говорю сразу.

Тенсор приподнялся, оперся руками на стол, набычился.

– Ах ты ж…

– Ааша, проводи.

Выслушивать подробности о своей родословной Яна не стала. Вот еще! Всяк дурак тут браниться будет!

На запястье Тенсора вежливо сомкнулись здоровущие клыки. Он взвизгнул вовсе уж по-бабьи, дернулся, но Ааша добычу не выпустила. Честь честью проводила до калитки и даже рыкнула вслед. Мол, не забывайте, мимо похаживайте!

Тенсор продолжил бы браниться и за калиткой, но Ааша очень многозначительно облизывалась и даже почти улыбалась. А жить хотелось… Так что он развернулся и отправился восвояси. Даже спина его выражала оскорбленное достоинство.

Яна вздохнула. Подумала. И направилась в сад.

Думаете, так просто границы Леса оставались неприступными десятки и сотни лет?

Э нет. Были, были у нархи-ро свои хитрости. И Яна, как книжная девочка, отлично о них знала. Вот применять раньше не доводилось, но лиха беда начало?

Зачем Рошера занесло в управу – он и сам не знал. По Эмине соскучился? Скорее, по тому ощущению нужности, которое было раньше. А сейчас… Ну а что бы не посплетничать? Вдруг что и промелькнет?

Эмина была рада приятелю.

– Рошер! А у меня пирожки с малиной! И ягодный взвар есть!

– А я тут сахарных фигурок принес к взвару. – Рошер широко улыбнулся. – Как дела?

– Ох, не спрашивай. – Эмина поднесла пальцы к вискам жестом профессиональной сплетницы. – Это ужасно!

– Где ужасно? Что ужасно? – Рошер широко улыбался.

– Синта опять пропала!

– Ох, Раш…

Рошер только головой покачал.

Ну да, Синта, дочь лойрио Эрена, была притчей во языцех, иначе и не скажешь. Рано загуляла, подсела на вино, потом на смолку…

Почему ничего не мог сделать лойрио?

Ну, нельзя сказать, что не пытался.

Что делают родители в такой ситуации? Не дай Четырехликий кому-нибудь это узнать на своем опыте. Сначала просто не верят. Потому что это же их ребенок! Ну кто поверит в такое про свое родное и любимое чадушко?

Да никто!

Потом начинают осознавать, потом… Когда увидят деточку в состоянии нестояния. Но часто уже слишком поздно, непоправимо поздно. И то ребенку нередко находятся оправдания.

Тяжелая учеба, трагедия в личной жизни, переутомление… Чем только не пытаются оправдать такие вещи? И зря. Потому что от оправдания трагедия не отменится. Такое надо пресекать быстро и решительно, но – как?!

Если ребенку пятнадцать лет и женилка у него уже отросла, а мозг – нет? Зато гонора и спеси на троих хватит! Ведь родители – они ничего не понимают и только мешают чадушку вести правильный образ жизни и получать удовольствие! И когда ребенку что-то запрещают, он начинает сопротивляться. И разрушает себя, свою жизнь, жизнь своих родителей…

Лойрио Эрен не оказался исключением из печального правила. Сначала он долго не мог поверить, что Синта, любимая доченька… Потом принялся запрещать. Бесполезно. Лечить – с тем же результатом. Маги были бессильны, бессильны были и травники, ибо смолка вызывает привыкание чуть ли не с первого раза, а муки лишенных ее страшны. И не снимаются травами.

А сглаживать последствия магией? Чтобы Синта опять накурилась? И смысл?

Имелись и жесткие варианты. Но запереть девушку в Храме на этой стадии привыкания означало просто убить. Да и…

С хитростью, достойной лучшего применения, Синта удирала из-под замка, находила тех, кто мог