— Я написала заявление. — Она подняла на него сумасшедшие глаза. — Но они его не приняли.
— Почему? — возмущенно откликнулся он.
И уставился на жену. С ней явно было что-то не так. Взгляд неподвижный, тяжелый. Как у душевнобольного человека. Руки висят вдоль тела, хотя она так стоять не любила. Всегда им находила применение. То в карманы сунет, то воротник поправит, то в сумку полезет. А тут ее руки словно умерли. Они повисли. Безжизненно повисли.
— Они предложили мне для начала… — Она запнулась.
— Подождать возвращения Натальи Павловны три дня? — подсказал он.
А сам уже догадался, уже понял, что ей предложили сделать в полиции. И даже привалился спиной к машине, ноги ни черта не держали.
— Что они тебе предложили, Ирина? — Он странно охрип, когда спрашивал.
— Они предложили мне… Съездить на опознание, Гоша.
Ее правая рука дернулась и потянулась к лицу. Но не вышло ничего у его жены. Ни слезы вытереть, которые побежали по щекам, ни поправить прическу, ее волосы были в ужасном беспорядке. Пальцы сжались в кулачок и спрятались в кармане светлых брюк.
— На опознание?
— Да, — кивнула Ирина, не замечая, что плачет. — Несколько дней назад где-то по соседству с маминым домом произошло страшное убийство. Убили молодого мужчину и женщину средних лет. Мужчину забрали родственники. Женщину не искал никто. Пока. На квартире остался ее чемодан. Это… Это мамин чемодан, Гоша. Судя по фотографии, это мамин чемодан. И они мне предложили…
Ирка качнулась. Упала лицом на его грудь и зашлась в плаче. Он даже не пытался ничего говорить. Все слова бессмысленны в такой ситуации. Это понимали оба. Стояли, обнявшись, и ждали друг от друга сил. А их не было. Был только ужас, слепивший их в единый организм.
— Сейчас Натка проснется. Надо успокаиваться, Ириш. — Он погладил жену по волосам. — Надо успокаиваться и ехать домой.
— Но надо же ехать туда, — ее рука вяло махнула куда-то себе за спину. — Они и адрес морга дали и… Я не могу, Гоша! Я не смогу!
— Все. Успокаивайся. Все. Я сам все сделаю, — пообещал он сгоряча.
— Правда? — Она ухватилась за его плечи, заглянула в лицо. — Ты правда это сделаешь? Один?
— Да.
— Потому что я не смогу, Гоша. Не смогу!
— Я все сделаю, — уже тверже пообещал он.
И мысленно обратился за помощью к подруге тещи — Вере. Эта громоздкая баба сможет все. Она и с конем, и с крокодилом сладит. И войдет куда хочешь. Если не сможет опознать тело Натальи Павловны она, не сможет никто.
— Там еще дело в чем, Гоша, — зашептала жарко Ирка ему на ухо. — Тела… Тела были оскальпированы. Их сложно опознать.
— Ты говорила про чемодан Натальи Павловны. Там же ее вещи, — ухватился он за соломинку, надеясь, что не придется смотреть на то, что осталось от тещи.
— Вещи… Вещи все в крови. Все испорчено. Там невозможно… Господи, за что?!
И Ирка повисла у него на руках, потеряв сознание.
Глава 4
— Володя, не провожай меня, милый, не надо.
Настя стояла перед зеркалом в своей прихожей и делала вид, что застегивает блузку. Присутствие мужа за спиной она чувствовала спинным мозгом. Слышала его напряженное дыхание. И почти угадывала течение его тревожных мыслей. Он всегда и всего опасался. Всегда за всех переживал: за нее, за мать, за сестру и племянниц. А теперь, когда в прессе раздули историю погибших при невыясненных обстоятельствах мужчины и женщины, он буквально ходил за ней тенью.
Отвозил на работу. Встречал с работы. Пару раз за минувшую неделю привозил ей в офис комплексный обед. Он…
Он перекрыл ей кислород по всем направлениям! Он лишил ее свободы! И ее запретные свидания с Женей на время пришлось прекратить. А они скучали. Они уже не могли друг без друга. И расставание больше чем на сутки вгоняло обоих в тоску.
Поэтому было решено самим напроситься в командировку, в которую никто не хотел ехать.
— Даже если бы и не было этой командировки, мы бы ее все равно придумали, правда, малыш? — Женя смотрел на нее влюбленными глазами. — Правда?
— Конечно, — неуверенно отозвалась она.
Если честно, она не представляла, как она смогла бы придумать командировку. Ее мужа сложно обмануть подобным образом. Он бы позвонил кому-нибудь или заехал за ней в офис. И подлог раскрылся бы. Не могли же они всех на свете посвятить в свой заговор. Это и стыдно, и опасно. Все равно кто-нибудь да проговорился бы.
А вот когда все по правде, то и бояться нечего.
— Настюша, а кто с тобой едет в эту командировку? Ты, кажется, не говорила?
Это был один из излюбленных приемов Вовы: поймать ее на несостыковках, заставить завраться. Но если в первые годы это у него выгорало, она часто палилась, и рыдала потом часами, и неделями сидела взаперти, то теперь нет. Теперь она поднаторела в искусстве наставлять мужу рога. И поймать ее можно было только разве на любовнике. Проболтаться она уже не могла.
— Милый, я говорила тебе. Ты забыл, — мурлыкающим, убаюкивающим голосом произнесла Настя, тщательно заправляя скучную блузку в длинную юбку. — Сначала я должна была ехать с Вероникой, но у нее дома случился какой-то форс-мажор. Ей пришлось даже взять отпуск. И теперь со мной едет молодой айтишник. Кажется, его зовут Женя. Но могу и ошибиться. Видела фамилию и инициалы. Имя на букву «Е». Не Екатерина же и не Елена. Так ведь?
— И вы поедете с ним в одном купе?
Острый кадык мужа заерзал вверх-вниз.
— Представь себе! — фыркнула она будто досадливо. — С ним, в одном купе. Хорошо еще, что его девушка с ним едет, развлечения ради. Мне хоть будет с кем словцом перемолвиться. А то представляю себе дорогу из трех дней! Сидит этот скучный тип в компьютере, я в женских журналах. И ни слова, кроме доброго утра и спокойной ночи. Ужас! Хорошо, что девушка его едет.
— Да, хорошо. — Вова заметно расслабился. Легонько коснулся ее шейных позвонков указательным пальцем. — Ну, раз у него есть девушка, значит, не такой уж он и скучный, айтишник этот.
— Возможно. Мне это, если честно, все равно. Я еду туда много и напряженно работать. Обещали премию.
— Не помешала бы. — Володя покосился на вешалку, где болталась его старая кожаная куртка, которую он все никак не решался выбросить. — Может, наконец удастся что-то мне купить. На замену этой ветоши.
— Конечно, купим, милый!
Настя повернулась к нему и, пряча счастливую улыбку, прижалась лицом к его груди. От футболки мужа неприятно пахло кухней. Он только что закончил готовить обед себе и двум своим племянницам, которые обещали к нему заскочить после лекций в институте.
— Но ты и себя не должна забывать, — тихонько дул он ей на макушку. — У тебя износились осенние сапоги.
— Потерю набойки ты называешь «износились»? —