— Может быть, ата, хорошо бы заменить для рыбаков слово «хан» другим словом?
— Разумеется, можно заменить, но в аулах никто не спутает рыбацкого хана с хивинским, — закончил, улыбаясь, старик.
Он помолчал, а потом заговорил снова:
— Андрей, ты еще не рассказал нам о твоих родителях. Живы ли отец и мать?
— Мой отец умер от холеры, а мать жива.
— Это хорошо, когда у человека есть мать. Откуда ты знаешь наш язык?
— От матери. Отец мой был русский, в молодости он женился на каракалпакской девушке. Очень любила его мать, и хорошо они жили, да вот злая болезнь унесла его…
— Где же повстречались твои родители?
— В самом Турткуле, где мы сейчас живем. А дело было так. Родители моей матери умерли от голода, а ее спасла добрая женщина, работавшая сестрой милосердия в больнице. Так что мать моя выросла в городе, а отец работал фельдшером в той же больнице. И они поженились. Когда я сказал матери, что комиссия по борьбе с голодом посылает меня и нескольких моих товарищей в Тербенбес, она ответила: «Хорошее это дело, сынок, поезжай и расскажи людям, как голодают дети, убеди их, что каждый человек должен помочь им». Вот я и приехал сюда, ата. Я рад, что в ауле нашлись люди, которые не остались глухими и равнодушными к судьбе голодающих.
— Ты прав, Андрей. Просто невозможно быть равнодушным и не помочь в такой беде… — Старик опустил голову и помолчал. — Когда-то мой собственный сын, Генджибай, погиб от голода… Если бы ты знал, какую горькую и голодную жизнь мы прожили под властью баев и ишанов… Расскажи мне, Андрей, где находится та земля, которую ты называешь Поволжье?
— Это города и деревни на берегах реки Волги.
— А где она, Волга? Большая ли это река?
— Очень большая, ата. В давние времена называли ее степные люди Ак-Едил.
— Вот оно что, — протянул Айдос и понимающе улыбнулся. — «Ак» — это по-нашему «белый», а «едил» — «многоводный», «широкий». Выходит, что эта река белая и многоводная.
— Да, ата, русские называют ее Волгой.
— И много народа живет на ее берегах?
— Очень много. Там большие города: Казань, Уфа, Самара, Астрахань; вокруг них множество деревень, и все население так жестоко голодает, умирают дети…
— Кто же виноват в этих бедах?
— Виноваты белые. Они грабят и разоряют народ. Вся страна охвачена пожаром гражданской войны. Перед приходом красных на Волгу белые жгли на полях урожай хлеба, истребляли скот. К этому добавилась засуха, сгубившая посевы…
— Подожди, подожди, сынок, а кого вы называете белыми?
— Белые — это армия, которую создали богатые, помещики, хозяева фабрик и заводов, угнетающие трудовой народ. Против них воюет Красная Армия. В ней — рабочие и крестьяне, свергнувшие власть богачей. Красная Армия защищает от них трудовых людей…
Долго еще рассказывал Андрей о том, как завоевывали трудящиеся свободу, как создавали новую власть — власть рабочих и крестьян.
— И теперь, — закончил он, — есть у нас такая власть, такое правительство, которое стоит за бедноту, за трудовой народ. Во главе этого правительства — товарищ Ленин. Запомните его имя, ата. Ленин… Айдос-ата, здесь все знают и уважают вас, помогите нам как можно лучше выполнить призыв Ленина, привлечь побольше людей на помощь голодающим.
Айдос задумался; перед взором его печальной вереницей потянулись трудные дни прожитой жизни.
— Что тебе сказать, сынок? Чего только не навидался я. За любую работу брался и на суше и на море, чтобы только прокормить семью. Но львиную часть заработка приходилось отдавать баям да ишанам, а на жизнь всегда не хватало; а уж о том, чтобы сберечь на черный день что-нибудь, речи не было. Были у меня сыновья. Один умер от болезни: не на что было лечить его; другой погиб во время пожара; третий начал было помогать мне — стал рыбачить, но так случилось, что во время бури он утонул в море. А самый младший сын мой, Генджибай, мой маленький Генджибай… он умер от голода. Ишан сказал, что аллах прибрал его к себе. А зачем аллаху мой единственный Генджибай? Ведь у него неисчислимое множество детских душ, а у меня мой сынок был последним…
— Не аллах, а голод отнял у вас сына, ата.
— Конечно, я это понимаю. Голод… До кого он только не добрался, ни одной бедной семьи не миновал… Ишан говорил, что перед богом все равны. Почему же ни один богатый не погиб от голода? Или все они так угодны аллаху?
— Аллах тут ни при чем, ата. Нет и не может быть равенства между бедным и богатым. Никогда богачи по доброй воле не отдадут беднякам даже маленькую частицу того, что наживают они на труде бедных.
— По-твоему, выходит, сынок, что равенство между людьми может создать не бог, а человек?
— Да, ата. И зовут этого человека Ленин. Ленин учит, что не должно быть ни бедных, ни богатых, все должны работать и жить своим трудом; человек должен быть свободным и счастливым.
Айдос тихо засмеялся:
— А ишан говорит, что все мы — рабы божьи, сыновья пророка Магомета, и только мусульмане настоящие хозяева мира. Среди людей иной веры нет ни сильных, ни умных… Но ведь Ленин — не мусульманин.
— В мире много людей разной веры, ата. Но не вера разделяет их, а богатство и бедность. Разве ишаны и баи, которые обирают вас, не ваши единоверцы-мусульмане?
— Еще ишан говорит, — продолжал Айдос, — что все бедняки после смерти будут в раю наслаждаться всеми благами, но для этого надо упорно и долго трудиться при жизни на земле, испытать все тяготы и горести. А те, кто сейчас богат, на том свете будет мучиться в аду.
— Что же получается, ата? Ишаны и баи весь век живут богато, и плевать им на загробную жизнь. А бедным обещают все блага только после смерти. Разве это не издевательство над трудовым человеком? Можно ли верить таким пустым сказкам ишанов? О них ли сейчас думать, когда столько детей гибнет от голода…
— Правда твоя, Андрей, думать надо о другом. Позови сюда Мурата. Он живет в другом конце аула. Уже несколько лет