Я достал из кармана две купюры, десять и двадцать долларов, и протянул их юноше.
– Сгинь.
Едва ли ему потребовалось больше минуты, чтобы одеться и пулей вылететь из квартиры. Я закрыл за ним дверь и вернулся в спальню.
Она вытянулась на кровати.
– Оттрахай меня, Стив. Он меня возбудил. Так хорошо сложен.
– Одевайся, – резко бросил я. – Нас ждут.
Тут она разрыдалась. Уткнулась головой в подушку, вздрагивая всем телом.
Я сел на кровать. Обнял ее.
– Я боюсь, Стив, – прошептала она. – Я так боюсь, что могу сойти с ума. Если они причинят мне боль, я умру. Я это знаю. Не выношу боли.
– Ни у кого и в мыслях нет причинять тебе боль, крошка, – успокоил ее я.
– Все утро я думала об этом и, наверное, выпрыгнула бы в окно, не приди Рауль, – она запнулась. – Меня сейчас вырвет.
Я помог ей подняться, отвел в ванную, поддерживал ее голову, пока она блевала над унитазом. Наконец приступ рвоты прошел. Теперь Барбара дрожала, словно от холода. Я накинул на нее махровый халат и прижимал к себе, пока дрожь не затихла.
– Я пришла в себя.
Я посмотрел на нее. Лицо бледное, но глаза уже ясные.
– Прими душ и оденься. А я пока сварю тебе кофе.
Она задержала меня.
– Ты получил работу, Стив?
Я кивнул.
– Я рада.
Я вышел из ванной, услышал, как Барбара пустила воду. На кухне нашел кофеварку и включил ее в сеть.
Во всех больницах мира комнаты ожидания, наверное, ничем не отличаются друг от друга. Разве что оттенками светлых тонов, да количеством кресел и диванов.
В очередной раз открылась дверь, но теперь доктор в зеленом хирургическом халате взглядом выискал меня среди прочих и кивнул.
– Пройдем ко мне, Стив.
Вслед за ним я вошел в маленький, отделанный дубовыми панелями кабинет. Он плотно закрыл дверь и повернулся ко мне.
– Более можешь не волноваться, Стив. С ней все в порядке.
У меня словно гора с плеч упала.
– Никаких проблем?
– Абсолютно, – он закурил. – Мы даже записали операцию в журнал. Удаление фиброзной опухоли. Ночь она проведет здесь. А утром сможет уехать домой.
– Можно мне позвонить?
Он кивнул, и я набрал номер Спенсера Синклера.
– Ее отец? – спросил он, когда я положил трубку.
– Да.
– Она боится его. И вообще, очень пуглива. Ты, похоже, единственный, кто вселяет в нее уверенность.
– Понятно, – пробубнил я.
– В операционной слышишь много чего. Пентотал развязывает языки. Она сказала, что на нее он действует, как марихуана, а потому она более ничего не боится, а такое с ней случается лишь когда она с тобой или накурится марихуаны.
Я предпочел промолчать.
– Я знаю одного хорошего психоаналитика. Если ты убедишь ее обратиться к нему, думаю, он сможет ей помочь.
Я воззрился на него. Билла я знал много лет, но впервые увидел в нем врача. Оставалось только гадать, чему их учат в институтах, если все они думают, что могут заменить собой Бога.
– Она доверяет мне только по одной причине – потому что я не сую нос в чужие дела. И никогда не пытаюсь указывать, что ей следует делать, а чего – нет.
Он пожал плечами.
– Извини. Я думал, ты – ее друг.
– Друг, – согласился я. – И проявление дружбы я вижу в своем присутствии здесь. Но не более. От меня не требуется ни поучать ее, ни критиковать. Только находиться рядом.
– Но она еще совсем ребенок.
– Ей двадцать два. И она решила как ей жить задолго до нашей первой встречи. Как и любой из нас, она имеет право выбирать собственный путь.
– Даже если он ведет к самоуничтожению?
– Даже тогда, – я замялся. – Разве ты не понимаешь, Билл, что я могу помочь ей только в одном случае – если она меня попросит. Если же нет – она может делать все, что ей заблагорассудится.
Он помолчал, обдумывая мои слова. Затем кивнул.
– Возможно, ты и прав.
– Могу я повидаться с ней?
– Конечно. Она в двадцатой палате на втором этаже.
Но надолго не задерживайся, ей надо отдохнуть. Счет направить тебе?
– Естественно. Благодарю, Билл, – я пожал ему руку и поднялся на второй этаж.
Она вроде бы спала, когда я вошел в полумрак палаты. Черные волосы окаймляли бледный овал лица, под глазами набухли мешки. Я постоял, глядя на нее.
Ее глаза раскрылись, словно два синих озерца. Она протянула мне руку.
– Привет, Стив. Ты не уехал. Я рада.
Я взял ее за руку. Холодную, хрупкую.
– Я же сказал, что подожду, пока все закончится, – я присел на стул у кровати. – Как ты себя чувствуешь?
– Все-таки больно. Но не очень. Мне сделали укол, – она коснулась губами моей руки. – Как ты думаешь, я смогу снова трахаться… после этого?
Я рассмеялся.
– Хочешь, договоримся о встрече прямо сейчас? На следующей неделе я готов доказать тебе, что твой вопрос лишний.
– Я не шучу, Стив.
– Я тоже.
Внезапно на мою руку закапали горячие слезы.
– В следующий раз я хочу родить ребенка, Стив.
Чтобы более никогда не проходить через такое.
Я промолчал.
– Ты женишься на мне, Стив? – голос ее глохнул в подушке. – Я буду тебе хорошей женой, обещаю.
Я повернул ее лицом к себе. В ее широко раскрывшихся глазах стоял испуг.
– Сейчас не время говорить об этом. Ты многое пережила. Обсудим это, когда тебе станет лучше.
О на поймала мой взгляд.
– Я не передумаю.
Я улыбнулся.
– Надеюсь, что нет, – с тем я наклонился и поцеловал ее в губы. – А теперь попробуй уснуть.
Глава 3
Чак ждал меня у дверей «21»[5]. Едва я вошел, обнял меня за плечо.
– Я оставил тебе столик у бара. Джек Сейвитт уже ждет. Он на два коктейля впереди.
– Спасибо, Чак, – поблагодарил я.
– Всегда готов помочь, дружище, – он улыбнулся, а его глаза через мое плечо уже обозревали тех, кто входил следом.
Я прошел через бар. У стойки народ толпился в три ряда. Джек поднял голову. Его седой «ежик» воинственно топорщился.
– Ну?
– Успокойся, – я сел. – Мы прорвались.
– Полная победа? – изумился он. – То, о чем мы говорили?
Я кивнул.
– Перед тобой сидит президент «Синклер Ти-ви».
– Мой бог! – воскликнул он. – Потрясающе!
Официант поставил на стол два бокала с «мартини»[6].
– Повторить, – тут же попросил его Джек. – Я не ошибся, наказывая тебе, как надо с ним держаться?
Я поднял бокал.
– Не ошибся, – пусть он надувается от гордости. Незачем ему знать, что у меня был туз в рукаве. Сам-то я не питал ложных иллюзий. Если б не Барбара, едва ли я получил бы эту должность. – Твое здоровье, – я отпил из бокала. «Мартини» в «21» смешивали отменно.
– Ты обговорил жалование, контракт, условия?
Я покачал головой.
– Зачем? Это же твоя работа.
– Молодец, – он улыбнулся. – Можешь не волноваться. Я не дам тебя в обиду.
– Я в этом не сомневаюсь, – с улыбкой ответил я.
Агент всегда остается агентом. Как только ты устраиваешься на работу, его начинает волновать, а что он будет с этого иметь.
– А где тебя носило весь день? – спросил