– «Откуда ты знаешь»? – удивился я, хотя удивляться было глупо. На экране возникла скептичная физиономия усатого мужчины.

– Я знаю все, что делается в Комнатке. Ты меня слушаешь вообще? – обиженно спросил голос.

– «Слушаю. Мне непонятно одно. Почему ты со мной разговариваешь тогда»?

– Любопытствую.

– «Что»?

– Любопытствую. Ты молчишь, а те, кто впервые попадают в Комнатку, рот заткнуть не могут до распределения, – сварливо ответил телевизор.

– «Не люблю говорить».

– Знаю. Болтун в своем глазу бревна не замечает, – очередная улыбка, на этот раз видны только губы. – Но вопросов у тебя много. Смею заверить, что на большинство из них ты получишь ответы. Только они тебе не понравятся. Мало кому нравится правда, тем более о Комнатке. Однако меня другое интересует. Видишь ли, я сразу понимаю, куда следует определить новичка, чтобы он идеально вписался в систему Комнатки. Процесс отлажен давно и работает, как часы. Но ты… Ты странный.

– «Чем же»? – подумал я. В голове снова всплыли обрывки воспоминаний. Меня считали странным и раньше. Откуда я это помню?

– Не могу сказать, но это весьма любопытно, – тихо ответил телевизор. – А куда ты сам хотел бы попасть? К примарам? К нецесам? Или нихилы – предел твоих мечтаний?

– «Не знаю. Правда, не знаю», – я вздохнул и поднял взгляд на большие часы, висевшие над телевизором. Почти шесть. Только я не знаю, вечера или утра.

– Вечера. Жребий будет брошен в шесть, – раздался тихий смешок. – Так ответь, покуда мы еще можем говорить. Куда бы ты хотел попасть?

– «Не знаю. Мне хорошо одному», – ответил я, заставив телевизор задуматься. По экрану вновь пробежала рябь помех и экран погас, оставив меня наедине со своими мыслями. Ненадолго.

– Ты с кем-то говорил? – поинтересовался подошедший к шкафу Пенсне. Он положил на полку тяжелую книгу и, чуть подумав, взял другую, в бежевой обложке.

– Нет, – соврал я, понимая, что мне никто не поверит. Ратто утверждал, что телевизор говорит только с Пенсне, да и ссориться с примарами не очень-то и хотелось. Тем более, пока непонятно, куда я попаду.

– Ага, – усмехнулся тот и, выдохнув, уселся в кресло.

– А к-когда бу-бу… – я сжал зубы, когда очередное слово застряло в горле. Пенсне выждал немного, шершаво улыбнулся и кивнул.

– В шесть. Сиди тут, скоро все будет понятно.

Когда часы пробили шесть раз, Пенсне поднялся с кресла, отложил книгу и, хмыкнув, кивнул кому-то, стоящему за диваном. До меня вновь донесся запах сигарет и чего-то тошнотворного, словно под диваном лежало гниющее мясо.

– Начнем, – громко произнес Ратто, положив тяжелую руку мне на плечо и не давая подняться с дивана. Я снова вздрогнул, когда Пенсне подошел к телевизору и, чуть повозившись с рычажками на передней панели, негромко выругался и хлопнул ладонью по экрану.

Обернувшись, я увидел, что позади нас собралась вся Комнатка. За мной стоял Ратто, не убирая руку с моего плеча. За ним выстроились остальные примары. Я увидел черные, наполненные влажной злобой глаза Унаги и услышал сопение Никуман. Справа от неё стояли нецесы, все в одинаковой сиреневой одежде. Нихилы стояли дальше всех, возле входа в спальню нецесов, не рискуя приближаться. Они украдкой посматривали на подготовку к церемонии, кто-то шмыгал носом или кашлял, вдохнув слишком много пыльного воздуха.

Ратто, наконец-то, отпустил меня и, обойдя диван, встал напротив. Незнакомый мне мальчик в светло-зеленом поставил перед ним низенький столик на трех ножках, а молчаливая девочка в сиреневом водрузила на столик большую чашу из позеленевшего металла. Сердце обдало холодком. Но всего лишь на миг. Словно это уже происходило раньше. Вздрогнув, я посмотрел направо и увидел Нику, которая стояла с корзиной орехов и лениво следила за приготовлениями. Однако странности на этом не кончились.

– Комнатка – наш дом, – нараспев произнес Ратто низким и глубоким голосом. На миг мне показалось, что это говорит не он, а всё вокруг – стены, пол, диван, книги и шкафы. Словно сама Комнатка обрела голос.

– Комнатка – наш дом, – вразнобой протянули остальные. Тише всех говорили нихилы.

– В Комнатке нет места бесполезным, – продолжил Ратто, ехидно улыбнувшись. Я заметил, что его лоб блестит от пота, будто каждое слово давалось ему с трудом. – Только двадцать и семь могут существовать в мире.

– Только двадцать и семь, – повторили другие.

– Пришел черед бросить Жребий и обновить кровь Комнатки. Новая кровь пришла.

– Новая кровь пришла!

– Старая кровь уйдет.

– Старая кровь уйдет! – словно завороженные повторили обитатели Комнатки. Ратто кивнул Нику и в руках у неё блеснул кривой кухонный нож для разделки рыбы. Она, подойдя к мальчишке, дождалась, когда тот протянет ей руку и, вздохнув, осторожно провела лезвием по ладони, после чего также осторожно вложила в ладонь орех. Ратто, крепко сжав его в кулаке, посмотрел на меня и улыбнулся.

– Если мне суждено уйти, я уйду. Уйду молча и с достоинством. Без обиды на братьев и сестер, – произнес он и бросил окровавленный орех в позеленевшую чашу. Затем, кивнув Пенсне, отошел в сторону. Пенсне повторил сказанные им слова и ритуал, только вот резать ладонь ему пришлось самостоятельно, как и брать из корзинки Нику орех.

Я мог лишь молчать и вертеть головой, когда остальные тоже стали подходить к чаше. Они повторяли слова, проводили ножом по ладони и бросали окровавленный орех в чашу. Прищурившись, я увидел, что каждый орех подписан. На нем было вырезано имя того обитателя Комнатки, который произносил слова. Двадцать семь орехов. По числу жителей Комнатки. Я был двадцать восьмым и своего ореха пока не имел.

Когда последний нихил бросил орех в чашу, Ратто снова вышел вперед и поднял над головой руку. Остальные, как по команде, опустили головы и замолчали. Раздался треск и шипение, а потом я услышал знакомый голос. Тихий и вежливый.

– Готовы ли вы бросить Жребий? – поинтересовался Телевизор. Я скосил глаза в его сторону и увидел, что на экране появилось лицо, состоящее из помех и редких полос, пробегающих по диагонали. Лицо худощавого мужчины с усами, тонким носом, острым подбородком и большими подвижными губами. Его уши немного заострялись кверху, но это могли быть и обычные помехи.

– Готовы, – ответил за всех Ратто, повернувшись к экрану. На губах мужчины появилась хитрая улыбка.

– Тогда влейте в Чашу воду Судилища и узрите Изгоя, – лениво произнес он, словно ему наскучили все эти ритуалы и пафосные слова. Ратто, с необычайной осторожностью, принял из рук Пенсне пузатую бутыль с зеленоватой водой и медленно вылил содержимое в чашу. Я стоял рядом и мог видеть все. Я видел, что орехи покоятся на дне чаши, а не всплывают, хоть и понимал, что это неправильно. Все орехи должны были всплыть, но сейчас казалось, что они тяжелее камня. А затем с водой стало происходить что-то странное.

Из глубин к поверхности устремились