Улыбнувшись воспоминаниям и Мишкиной перекошенной морде, когда его поймали, я поднялся по лестнице и нажал на кнопку звонка рядом с металлической дверью в квартиру. Дверь открыл Мойша и больно треснул меня в плечо своим сухим кулачком.
— Ты, блядь, вообще не торопился, смотрю. Подожди тут, сейчас выйду, — прошипел он и закрыл дверь. Я спустился к почтовым ящикам и со скуки принялся рисовать логотип Metallica своими ключами на белой стене.
Подъезд, где жил Мишка, был самым обычным. Обоссанные углы, бычки от сигарет в чахлых горшках с растениями на грязных окнах, шприцы на полу. Рядом с другом жил бывший мент, который постоянно водил баб в квартиру, не давая нормально отдыхать Мишкиным родителям. Но Мойша был только рад и яростно надрачивал под стоны проституток глубокой ночью. Сам признался как-то, перепив дешевого вина.
Наконец дверь громыхнула, выпустив из квартиры Мишку, который сбежал по лестнице и пожал мою протянутую руку. За плечом парня висел чехол с бас-гитарой, которой тот очень дорожил.
— Пиздец, — буркнул он.
— Что случилось?
— Да мамка докопалась опять. Хули не работаю, хули девочки у меня нет. Надоели уже. — Я рассмеялся. — Ладно, двинули. Концерт через полтора часа начнется. Стас уже обзвонился. Он свою гитару же разбил, ты в курсе?
— Ага. Лысые возле клуба прятались и кинулись на них, когда те выходили, — кивнул я. — Отмахивался вроде своим Уралом. Как он его поломать умудрился, даже не представляю.
— Вот, теперь меня заебывает. Есть сигареты? Курить хочу, аж язык высох, — сморщился Мишка. Я достал пачку Явы и протянул ему. Он сразу закурил и довольно улыбнулся. — Другое дело. Ты чего такой хмурый?
— Запар в универе, — коротко ответил я, когда мы шли по улице. — Хорошо ты напомнил, а то так и сидел бы за учебниками.
— Ботан ебаный, — ругнулся Мишка, стрельнув слюной сквозь дырку в зубах. Он вообще невероятно сквернословил. Как и всякий в нашей компании.
— Мойша, ты чего такой агрессивный? А? — удивленно протянул я, остановившись. — Тебе ебальник давно не ломали?
— Отъебись, — беззлобно буркнул он и ускорил шаг, когда телефон в его кармане разразился плоской версией песни Avulsed. — Иду уже. Вадька со мной. Взял, не докапывайся. Минут через двадцать будем. Давай, пока.
— Стас?
— Ага. Без гитары, говорит, делать нечего. Я предложил ему на лопату струны натянуть, один хер играть не умеет. Шутки наш пузан не оценил.
— У тебя шутки идиотские.
— Это потому, что я еврей.
— Утешил, дружище. Пива захватим? — я остановился возле киоска с разливным алкоголем. Глаза Мойши жадно загорелись, но тут же потухли, когда он похлопал себя по карманам.
— Блин, у меня ни копейки. Ты при деньгах? Купи, я потом отдам.
— Ладно. Девушка, дайте пять литров «Охотничьего», — «девушка» в окошке скривила свое пропитое лицо, побитое молью, и молча взяла с блюдечка мятые купюры. Спустя пару минут она протянула мне две пластиковых бутылки полтора литра и одну двухлитровую. — Спасибо. Пошли, жид.
— Иди ты, славянин, — поморщился Мишка, сделав глоток холодного пива прямо из горла.
Местный клуб находился в центре города и носил гордое название «Металлург». В нем волосатый люд мог послушать любимую музыку, выпить чего-нибудь крепкого и пообщаться с единомышленниками. Бывали стычки и с «бритыми», и с гопниками, но народа в клубе всегда было много.
Стены старого здания, родом из сталинской эпохи, были исписаны граффити и страшными копиями обложек разных металических групп. Рядом с входом стояла древняя каменная урна для мусора. Ее поставили после того, как новые железные урны постоянно срезали и сдавали на металлолом. Каменную же поднять было невозможно, но и вытряхивали ее крайне редко, благодаря чему там гнили презервативы, остатки пирожков из ближайшей пекарни, и воняло разлитое пиво с водкой. Возле этой урны стоял наш общий друг Стас, задумчиво покуривая сигарету.
Стас был двухметровым, толстым парнем с очень суровым лицом, но доброй душой. Жидкие волосы были распущены и падали на плечи, покрывая их редкой перхотью. Маленькие глазки, наливающиеся кровью, когда Стас пьянел, толстые губы, проблемная кожа и лоб, усеянный большими прыщами. Стас был одет в потертую косуху, черные джинсы с нашивками Арии и военные берцы. Сбоку была пристегнута толстая цепь, без которой ни один неформал не смел выйти из дому. Увидев нас, он облегченно выдохнул сизый дым и, бросив окурок в мусорку, подошел.
— Мойша, я тебя урою. Ты обещал гитару принести, — прошипел Стас, сжав хилое плечо Мишки.
— Отцепись, краб. Вот гитара, бери, — вякнул друг, вырываясь из захвата и передавая другу чехол. — Скажи Вадиму спасибо. Он забыл про концерт, а не я.
— Прости, Стас. Учеба, — виновато пожал я плечами.
— Да, ладно, — улыбнулся здоровяк. — О, пивчик. Дайте горло смочить.
— Я тебе нассать в рот могу, — невинно заметил Мойша и увернулся от пудового кулака. — Шучу, горилла ты ебучая. Все не выдуй только. Кто еще пришел?
— Наташка разминается на ударных, Диман звук настраивает. Тебя ждали с гитарой, жид, — мрачно ответил Стас, делая внушительный глоток из бутылки. — Толик и Андрюха должны подтянуться. Ну и Макар с Кисой.
— А Макара с Кисой нахера пригласил? — я покачал головой. — Снова нажрутся и пойдут в сортире трахаться. Прошлый раз нам чуть не запретили в клуб приходить из-за этих долбоебов.
— Макар с сестрой придет, — загадочно ухмыльнулся Стас. — А Киса с ним, как прилипала, вечно. Любовь-морковь.
Макар тоже был нашим другом. А также он был крайне интересной личностью. «Я — творец», называл он себя, когда лепил кому-нибудь очередную татуировку. Вот только рисовать он не умел вообще и копировал идеи у других мастеров. Но и это он не мог сделать нормально. Макар косячил так, как никто другой. Его татуировки были просто верхом авангардизма и идиотизма. Женщины с вытянутыми лицами и страшными телами, животные, застывшие в муках, надписи с расплывшимися буковками. Правда