которого черпал свои подозрения ее отец. Распространение слухов в Лондоне, разумеется, всегда было явлением весьма примечательным – и для Мэриан не менее, чем для мистера Кроя, это загадочное явление тоже сработало, хотя тетушка Мод ни к той, ни к другому прямого отношения не имела. Нет сомнений, что Кейт видели. Конечно же видели. Она вовсе и не заботилась о том, чтобы ее не видели, да и никак не могла бы заботиться. Ее видели, но как? – да и что там было видеть? Кейт полюбила – и понимала, что это так, но ведь это ее сугубо личное дело, и у нее создалось ощущение, что она все время вела себя соответственно принятым правилам, а сейчас продолжает прямо-таки страстно соблюдать приличия.

– У меня такое впечатление – фактически я просто уверена, – что тетушка Мод намерена тебе написать; и по-моему, тебе лучше заранее знать об этом, – сообщила Кейт Деншеру, как только они увиделись, но тут же добавила: – А чтобы ты понял, как к ней отнестись, я скажу еще, что хорошо знаю, о чем она тебе напишет.

– Тогда не будешь ли любезна сказать мне – о чем?

Кейт на миг задумалась.

– Не могу – боюсь все испортить. Она сама гораздо лучше выразит свою мысль.

– Ты имеешь в виду ту ее мысль, что я, вообще-то, негодяй или в лучшем случае недостаточно хорош для тебя?

Они опять сидели бок о бок на садовых стульях по пенни за штуку, и Кейт опять недолго помолчала.

– Недостаточно хорош – для нее.

– А-а, понятно. А это необходимо.

Он произнес это скорее как утверждение, чем как вопрос, но в их беседах бывало множество утверждений, которые каждый мог опровергнуть. Кейт, однако, спокойно пропустила его мимо ушей, через минуту лишь заметив:

– Она вела себя поразительно.

– Так ведь и мы тоже! – заявил Деншер. – Думаю, ты сама понимаешь, что мы вели себя до ужаса прилично.

– Для самих себя, друг для друга, для всех других людей вообще – да, конечно. Только не для нее. Для нее, – сказала Кейт, – мы вели себя чудовищно. Она же с умыслом предоставила нам свободу действий. Так что, если она пошлет за тобой, тебе следует знать, что делать.

– Это-то я знаю – всегда. Меня больше беспокоит, знаешь ли ты, что делать.

– Ну, – промолвила Кейт после довольно долгой паузы, – ее представление о том, что делать, ты получишь от нее самой.

Деншер очень долго смотрел на нее после ее слов, и чего бы иного ни желали для ее благополучия те, что никак не хотели оставить ее в покое, именно его долгих взглядов ей всегда хотелось побольше. Она чувствовала – что бы ни случилось, ей необходимо удержать эти взгляды, завладеть ими до конца, чтобы они стали ее собственностью, и, удивительным образом, она пришла к выводу или, во всяком случае, поступала так, будто способна впитать их в себя вместе с чем-то другим, ей не принадлежащим, и втайне хранить их и лелеять, но – тем не менее – при всей неукоснительности этого желания никак за свое приобретение не расплачиваться. Она не кривила душой перед собою, она всем своим существом восприняла, что они с Деншером – счастливые влюбленные, радовалась наедине с собой и, откровенно говоря, вместе с Деншером, что они носят это звание; однако, поскольку Кейт была существом по-своему необычным, ее взгляд на такой их статус вряд ли совпадал с общепринятым. Она настойчиво утверждала, что их статус – их право, и принимала это как нечто само собою разумеющееся настолько, что ее утверждения даже не казались слишком дерзкими; однако Деншер, хотя и соглашался с ней, обнаружил, что его поражают ее упрощения, ее критерии. Жизнь вполне могла оказаться полной трудностей – было очевидно, что так и случится, но они, во всяком случае, есть друг у друга, и это самое главное. Так рассуждала Кейт, но, с точки зрения Деншера, нельзя было сказать, что они есть друг у друга: их друг у друга нет, в том-то и загвоздка. Однако загвоздка часто возникала еще и потому, что, сталкиваясь с необычными, особенными чертами нашей юной леди, он считал неудобным, даже грубым настаивать, твердить одно и то же. Не было никакой возможности не включать миссис Лоудер в их план. Она стояла к нему слишком близко и слишком неустранимо: план неминуемо должен был, хотелось им этого или нет, открыть ей вход в определенном месте в определенное время, чтобы они смогли ее впустить. И она неминуемо входила, пока они сидели так, бок о бок, беспомощно взирая на нее, словно она в карете четверкой кружила близ их надежд на будущее, подобно ведущей актрисе цирка, объезжающей арену по кругу, и останавливалась посреди пути, чтобы величественно выйти из кареты. У нашего молодого человека создалось стойкое ощущение, что тетушка Мод величественно вульгарна, и тем не менее этим исчерпывалось далеко не все. Ведь вовсе не вульгарность дала ей почувствовать, что ему не хватает средств, хотя это могло бы помочь ей богато расшить такой его недостаток; и вовсе не благодаря этой ее слабости она была так сильна… оригинальна… опасна.

Нехватка средств у Деншера – средств, достаточных для любого, только не для него, – это, действительно, ужасная мерзость, и она никогда не могла бы быть ужаснее, чем в то самое время, когда вдруг поднялась, как казалось, во весь рост и совершенно бесстыдно встретилась лицом к лицу со стихиями, игравшими жизнью Кейт, теми, что наши счастливые влюбленные нелитературно и вполне подходяще называли «чудны́ми» – с ударением на «ы». Кстати говоря, Деншер и правда порой спрашивал себя, да не являются ли упомянутые стихии такими же чудны́ми, как его глубоко запрятанное и такое очевидное ему самому осознание собственной неспособности поверить, что он когда-нибудь сможет стать богатым? Его убежденность в этой своей неспособности, по правде говоря, была вполне определенной, она была как бы вещью в себе: после некоторого анализа Деншер так и не смог в ней разобраться, хотя – естественно – у него имелось гораздо больше возможностей для этого, чем у кого-либо другого. Он понимал, что она существует вопреки столь же определенной убежденности в том, что он не беспомощен ни психологически, ни физически и не является ни тупицей, ни калекой; он понимал, что эта его неспособность – вещь абсолютная, хотя и тайная, но одновременно, как ни странно, в том, что касается обычных дел, вовсе не обескураживающая, ничему не препятствующая. Только теперь стал он задаваться вопросом, не препятствует ли она его браку, только теперь, впервые, он принялся взвешивать свой случай как бы на