Он сердито посмотрел на больного и на минуту ослабил хватку на сиденье кресла, чтобы сделать жест когтем своей хищной волосатой лапы.
— Ваше отношение к почитаемому мною Богу явилось для меня гораздо более глубоким оскорблением, чем мог оказаться простой личный выпад. Под его карающими ударами, подвергшись испытаниям, которые более скромные души перенесли бы с благодарностью и восприняли бы как уроки и предупреждения, вы проявили себя более гордым, более самонадеянным, более — своевольный не самое жесткое для этого слово, — более своевольным, мистер Хас, чем даже в те дни, когда мы привычно раздражались в день Основателя в Большом Зале, а вы диктовали нам, что помещение надо расширить и сделать в нем музей или картинную галерею и так далее, не оставляя места для других мнений, рассматривая наши дары как обязанность… Вы не различали достоинство даров и милостей людских и Божеских… Неужели вы не видели, дорогой мой мистер Хас, насколько ложной была ваша позиция? И об этой точке зрения я хочу поговорить с вами теперь. Бог не поражает человека без необходимости. Весь этот мир — его огромный замысел, и ни один воробей не упадет на землю, если Он не пожелает, чтобы воробей упал. Неужели ваше сердце так уверено в себе? И неужели то, что произошло, никак не убедило вас в том, что в вашем поведении и руководстве Уолдингстентоном было что-то, делавшее их не совсем приемлемыми в качестве жертвы Богу, как вы себе это воображали?
Сэр Элифаз сделал паузу с видом, будто предоставляет мистеру Хасу его шанс, но, не добившись ответа, продолжил:
— Я старый человек, мистер Хас, и я много повидал в этом мире, и особенно в мире финансов и промышленности, мире быстро меняющихся возможностей и внезапных искушений. Я наблюдал за карьерами многих незаурядных молодых людей, у которых создалось впечатление, что мир давно ждал их. Я видел возникновение стольких обществ, структур и предприятий, больших и просто грандиозных, что не в состоянии их все припомнить. Развитие Уолдингстентона из школы торгового городка, живущей на пожертвования, было для меня второстепенным случаем, каникулярным заданием, побочным эпизодом на сцене, полной действующих лиц. Мой опыт был более масштабным. Значительно более масштабным. И за все время я не видал, чтобы по-настоящему здравомыслящий человек погиб или чтобы простодушный торговец разорился при условии, если он принял самые обычные меры предосторожности. Взлеты и упадки, без сомнения, имеют место, как среди лучших людей, так и среди худших. Я видел, как на время укоренялись дураки, — но это только на время. Я наблюдал за маневрами некоторых исключительно хитрых людей…
Сэр Элифаз медленно покачал головой из стороны в сторону, и его шевелюра заколыхалась над ним.
Немного поколебавшись, он решил побаловать своих слушателей отрывком из своей биографии.
— Совсем недавно, — начал он, — к нам пришел один парень как раз в тот момент, когда мы запускали на полную мощность нашу фабрику. Это был внушающий доверие, молодой, энергичный американский армянин. Ну, он каким-то образом узнал, что мы собираемся использовать каолин из полевого шпата, побочный продукт нового процесса получения поташа, и полагал, что промывка лондонской глины, как он нас заверил, даст каолин вполне пригодный для наших целей и в десять раз дешевле, чем из норвежского сырья. Это могло бы сократить нашу исходную цену примерно на тридцать процентов. Не учитывая даже тоннаж. Извините меня за эти технические детали. С этой точки зрения все выглядело совершенно замечательно. Но дело было в том, что я все знал о его сырье, которое содержало известное количество серы и не давало возможности получать стойкие строительные блоки. Это не могло помешать нам использовать это сырье достаточно эффективно. Мы не обязаны были об этом знать. Никто не смог бы возложить на нас ответственность. Дело было столь простым и безопасным, что, признаюсь, я почувствовал сильное искушение. И тут, мистер Хас, вмешался Господь. Я получил тайный знак. Я хочу рассказать вам об этом с полной верой и искренностью. Ночью, когда весь мир глубоко спал, я проснулся и ощутил сильнейший страх; меня всего трясло. Я сел на кровати и потянулся к выключателю; волосы у меня встали дыбом. Я ничего не видел и не слышал, но я почувствовал, будто некий дух пронесся перед моим лицом. И, несмотря на полное молчание, казалось, кто-то произнес, обращаясь ко мне: «А как насчет Бога, сэр Элифаз? Вы окончательно забыли о нем? Как сможете вы, живущие в домах из глины, основою коей является прах, избежать суда его?» И это было все, мистер Хас, только и всего. «Основою коей является прах!» Прямо в точку. Да, мистер Хас, я человек не религиозный, но я выкинул этого армянина вон.
Мистер Дэд издал звук, обозначавший, что он поступил бы точно так же.
— Я упомянул об этом переживании — и оно не единственное из тех, о которых я мог бы поведать, — потому что хочу, чтобы вы разделили мою точку зрения, что, если предприятие, даже такое благородно задуманное и честно исполненное, как Уолдингстентонская школа, начинает рушиться и увядать, это означает, что каким-то образом где-то вы заложили в него непригодный сорт глины. Это означает не то, что Бог не прав и отступился от вас, но то, что вы не правы. Вы, может быть, мистер Хас, великий и знаменитый учитель, но вовсе не из-за того пьедестала, который вы для себя построили. Бог все-таки более великий и более знаменитый учитель. Его вы явно не смогли убедить, даже если бы вам и удалось убедить нас в нынешнем совершенстве Уолдингстентона… И это практически все, что я обязан был сказать. Когда мы со всей смиренностью предлагаем повернуть школу на новый и менее претенциозный путь, а вы противостоите нам, то наш ответ таков. Если бы вы действовали так верно и мудро, как вы провозглашали, вы не оказались бы в таком положении и эта дискуссия никогда бы не состоялась.
Наступило молчание.
— Сказано правдиво и с достоинством, — заметил мистер Дэд. — Вы выразили мое мнение, сэр Элифаз, лучше, чем я смог бы это сделать сам. Благодарю вас.
Он коротко прокашлялся.
7
— Вопрос, который вы поставили, я задавал себе и сам, — сказал мистер Хас, на минуту глубоко задумавшись. — Нет, я не чувствую себя виноватым в греховных действиях. Я по-прежнему верю, что работа, которой я себя посвятил, была правильной по духу и намерениям, верной по своему плану и методике. Вы призываете меня сознаться, что вера моя разбита