не ошибся в своих вычислениях, то последняя стадия процесса должна была наступить, когда температура приготовляемого вещества понизится до шестидесяти градусов по Фаренгейту. Но случайно, без ведома Кавора, между его помощниками разгорелся спор о том, кому смотреть за печью. Гиббс, смотревший за печью, вздумал свалить эту обязанность на своего сослуживца, бывшего садовника, ссылаясь на то, что каменный уголь та же земля и, следовательно, не может входить в круг ведения столяра. Бывший садовник возражал, что каменный уголь — металл или руда и что его надо варить. Спаргус же настаивал на том, что это дело Гиббса, так как всем известно, что уголь — ископаемое дерево. Гиббс бросил засыпать уголь в печь, и никто другой этого не делал, а Кавор был слишком погружен в разрешение некоторых интересных проблем о летательной каворитной машине (пренебрегая сопротивлением воздуха и некоторыми другими условиями), и поэтому не заметил, что в его лаборатории не все благополучно. И преждевременные роды его изобретения произошли в тот момент, когда он шел через поле к моему домику, чтобы побеседовать со мной за чаем. Я очень хорошо помню, как это случилось. Вода для чая уже кипела, и все было приготовлено. Услышав характерный звук гуденья Кавора «зузу», я вышел на веранду. Его подвижная фигура вырисовывалась темным пятном на фоне заходящего осеннего солнца, а вправо, из-за деревьев, окрашенных светом заката, выглядывали белые трубы его дома. Вдали, на горизонте, синели в дымке холмы Уильден; влево дымилась туманом болотистая равнина. И вдруг…

Печные трубы взлетели на воздух, рассыпавшись щебнем кирпичей, за ними последовали крыша и разная мебель. Затем вспыхнуло белое пламя. Деревья кругом свертывались, раскалываясь в щепы, летевшие к огню. Страшный громовой удар так оглушил меня, что я на всю жизнь оглох на одно ухо! Все стекла в окнах разлетелись вдребезги.

Я сделал несколько шагов от веранды по направлению к дому Кавора, и меня подхватил вихрь.

Фалды моего пиджака взлетели мне на голову, и я помчался вперед прыжками, совершенно, непроизвольно. В тот же самый момент изобретатель также был подхвачен ветром, закружился и покатился в вихре. Я видел, как, колпак от одной из печных труб слетел на землю в шести ярдах от меня и понесся к центру взрыва. Кавор, болтая ногами и размахивая руками, катился кубарем по земле, потом взлетел на воздух и со страшной быстротой понесся и исчез среди корчившихся от жара деревьев около своего дома. Клубы дыма и пепла и полоса какого-то синеватого блестящего вещества взлетели к зениту. Большой обломок забора промелькнул мимо меня, воткнулся в землю и упал плашмя, — самое худшее миновало. Воздушная буря стихла и превратилась в сильный ветер, и я убедился, что у меня целы ноги, и я могу дышать.

Вся природа вокруг точно преобразилась. Спокойный отблеск заката потух, небо задернулось черными тучами, подул порывистый, резкий ветер. Я оглянулся, чтобы посмотреть, уцелел ли мой домик, затем направился к деревьям, где исчез Кавор; сквозь их голые ветви блестело пламя горевшего дома. Я вошел в заросли, хватаясь за стволы, и долго искал Кавора; наконец среди кучи бурелома и досок от забора я увидел что-то, копошащееся на земле. Прежде чем я успел подойти ближе, какая-то темная фигурка встала и протянула окровавленные руки. На ней висели и развевались лохмотья.

В первую минуту я не узнал этой земляной глыбы, потом разглядел, что это Кавор, облепленный грязью, в которой он вывалялся. Он наклонился вперед против ветра, протирая глаза и отплевываясь. Потом протянул руку и, пошатываясь, сделал шаг ко мне навстречу. Его возбужденное лицо было перепачкано грязью. Он выглядел таким несчастным и жалким, что я очень удивился его замечанию.

— Поздравьте меня, — пробормотал он, — поздравьте меня!

— Поздравить вас? С чем?

— Я сделал это.

— Вы сделали? Отчего произошел взрыв?

Порыв ветра отнес его слова. Кажется, он сказал, что никакого взрыва не было. Ветер толкал нас, и мы невольно цеплялись друг за друга.

— Идемте ко мне! — крикнул я ему в ухо. Но он, очевидно, не расслышал и пробормотал что-то о трех «мучениках науки», о том, что «это ужасно».

Он думал, что три его помощника погибли при взрыве. К счастью, он ошибся. Как только он пошел ко мне, они отправились в соседний трактир обсудить за бутылкой спорный вопрос о печи.

Я вторично предложил Кавору пойти ко мне, на этот раз он расслышал. Мы взялись под руку и пошли искать приют под остатками моей крыши. Все звенья в окнах вылетели, более легкие предметы из мебели упали на пол, но большего вреда взрыв все же у меня в доме не причинил. К счастью, кухонная дверь устояла против напора, и посуда и утварь уцелели, даже керосинка не потухла, и я поставил на нее воду для чая. Сделав это, я вернулся к Кавору. выслушать его объяснения.

— Совершенно верно, — повторял он, — совершенно верно, — я сделал это. Все идет отлично.

— Не может быть, — возразил я, — все идет отлично! Наверное, в округе на двадцать миль не уцелело ни одного стога сена, ни одного забора, ни одной соломенной крыши.

— Все идет отлично. Конечно, я не предвидел этого небольшого взрыва. Я был поглощен другой проблемой и не обратил внимания на эти побочные практические результаты. Но все идет отлично,

— Но, дорогой, — воскликнул я, — разве вы не видите, что причинили убытков на тысячу фунтов стерлингов?

— Конечно, я не практик, но не думаете ли вы, что они примут этот взрыв за циклон?

— Однако взрыв…

— Это был не взрыв. Все объясняется очень просто. Я не предусмотрел некоторых мелочей. Это вроде моего гуденья, только в более широком масштабе. По недосмотру я приготовил это новое вещество, этот каворит, в виде тонкого и большого листа… — Он запнулся. — Вы знаете, что вещество это не подвержено силе тяготения, что оно преграждает взаимное притяжение между телами?

— Да, да, — подтвердил я.

— Как только каворит достигает температуры шестидесяти градусов по Фаренгейту и процесс его выработки заканчивается, то воздух, часть кровли, потолок, пол перестают иметь вес. Вам известно, это каждый знает, что воздух имеет вес, что он давит на всякий предмет на поверхности земли, производит давление по всем направлениям с тяжестью, равной четырнадцати с половиной английским фунтам на квадратный дюйм.

— Знаю, продолжайте.

— И я тоже знаю, — заметил он, — однако это доказывает, как бесполезно знание, если не применять его на практике. Итак, над нашим каворитом (теперь это уже прошло) давление воздуха сверху прекратилось, воздух же по сторонам каворита продолжал