Нужно носить в себе еще хаос, чтобы быть в состоянии родить танцующую звезду.[12]

Фридрих Ницше

ВЗРЫВ

ЖЕНСКИЙ КРИК

ВОПЛЬ О ПОМОЩИ!

Звон разбившегося стекла выдернул меня из кошмара. Я резко открыл глаза. В комнате было темно, дождь барабанил в окно.

Я с трудом сел на кровати. В горле пересохло, меня лихорадило, пот лился градом. Я с трудом дышал, но, как ни странно, был жив.

Я взглянул на радиобудильник: 3:16.

На первом этаже творилось что-то странное — до меня доносился громкий звук хлопающих ставней.

Я хотел включить настольную лампу, но, как обычно, из-за грозы во всем Малибу отключилось электричество.

Нечеловеческим усилием воли я поднял себя с кровати. К горлу подкатывала тошнота, в голове гудело. Сердце колотилось так, словно я только что пробежал марафонскую дистанцию.

В довершение всего закружилась голова — чтобы не упасть, я привалился к стене. Снотворное, конечно, не убило меня, но я чувствовал себя так, словно попал прямиком в чистилище. Больше всего донимали глаза: казалось, что их кто-то исцарапал, и теперь стоило лишь разомкнуть веки, как голову пронзала нестерпимая боль.

Едва держась на ногах, я заставил себя спуститься на несколько ступенек, крепко держась за перила. При каждом шаге сводило желудок, я боялся, что меня вывернет прямо на лестнице.

За окном свирепствовала буря. Небо прорезали молнии, в их свете дом напоминал приютившийся на берегу маяк.

Добравшись до гостиной, я увидел, что произошло. В распахнутую стеклянную дверь ворвался ветер и опрокинул хрустальную вазу — падая, она разлетелась на тысячи осколков. Потоки дождя заливали гостиную.

«Вот дерьмо!»

Я поспешно захлопнул дверь и поплелся на кухню за спичками. Вернувшись, я почувствовал, что в гостиной кто-то есть, а секунду спустя услышал за спиной прерывистый звук чужого дыхания. Я резко повернулся и…

На фоне темно-синего ночного неба, как в театре теней, вырисовывался тонкий и хрупкий женский силуэт.

Я подпрыгнул от удивления и вытаращил глаза. Если меня не подводило зрение, девушка была абсолютно голая: одной рукой она прикрывала низ живота, другой — грудь.

«Этого еще не хватало!»

Я подошел ближе и, оглядев ее с головы до ног, спросил:

— Кто вы?

— А вы, я смотрю, не смущаетесь! — откликнулась она.

Девушка схватила с дивана шерстяной клетчатый плед и обернула его вокруг талии.

— Бред какой-то! Что значит «не смущаетесь»? Это мой дом!

— Возможно, но это не дает права…

— Кто вы? — Я повторил свой вопрос.

— Думала, вы меня узнаете.

В темноте я не мог ее разглядеть, но голос точно был незнаком, и потом, мне совершенно не хотелось играть в загадки. Чиркнув спичкой, я зажег фитиль штормовой лампы, которую когда-то откопал на блошином рынке в Пасадене.

Комната осветилась теплым сиянием, и я смог наконец разглядеть непрошеную гостью — это была женщина лет двадцати пяти. Она смотрела мне в глаза, и в ее взгляде читались одновременно испуг и вызов, с длинных волос медового цвета ручьями стекала вода.

— С чего вы взяли, что я должен вас узнать? Мы никогда не встречались.

Она насмешливо хихикнула, но мне было не до шуток.

— Все, с меня хватит! Кто вы такая и что тут делаете?

— Это же я, Билли! — спокойно ответила она, натянув повыше плед.

Тут я заметил, что она вся дрожит. Неудивительно, промокла насквозь, а в комнате холод, как на Северном полюсе.

— Не знаю никакой Билли.

Я открыл шкаф из орехового дерева, где вперемешку были свалены все мои вещи, порылся в спортивной сумке и извлек оттуда пляжное полотенце с гавайскими узорами.

— Держите! — крикнул я, кинув его через всю гостиную.

Она на лету поймала полотенце и стала вытирать лицо и волосы, недоверчиво посматривая на меня.

— Я Билли Донелли, — произнесла она, выжидающе глядя на меня.

Несколько секунд я стоял неподвижно, не до конца понимая смысл сказанного. Билли Донелли была персонажем второго плана моих романов: довольно привлекательная, но одинокая девушка, работавшая медсестрой в государственной больнице Бостона. Многие читательницы узнавали в ней себя — эдакая сорвиголова, вечно впутывающаяся в дурацкие любовные истории.

Сбитый с толку, я подошел поближе и направил на девушку лампу. Она действительно очень напоминала Билли: стройная чувственная фигура, озорной взгляд, слегка угловатое лицо с едва заметными веснушками.

Кто она такая? Фанатка, страдающая навязчивой идеей? Читательница, вообразившая себя персонажем романа? Поклонница, мечтающая, чтобы на нее обратили внимание?

— Не верите?

Она зашла в кухню, уселась на табурет за барной стойкой и, схватив из корзины с фруктами яблоко, впилась в него зубами.

Я поставил лампу на деревянную столешницу. Мозг пронзала чудовищная боль, но я как мог сохранял спокойствие. В Лос-Анджелесе всякие психи то и дело проникали в дома известных людей. Говорят, однажды утром Стивен Кинг обнаружил у себя в ванной мужчину с ножом; на виллу Спилберга как-то раз пробрался обкуренный сценарист и заставил знаменитого режиссера читать написанный им текст; а один ненормальный угрожал Мадонне перерезать горло, если она не выйдет за него замуж…

Меня все это обходило стороной. Я не участвовал в телепередачах, отказывался от большинства интервью и, несмотря на уговоры Мило, появлялся перед камерами только по случаю выхода новой книги. Я гордился тем, что читателей привлекают мои истории и их действующие лица, а не моя скромная персона. Но после романа с Авророй, о котором писали все кому не лень, я, сам того не желая, перешел из категории писателей в менее уважаемую категорию знаменитостей.

— Эй! Есть кто живой? — окликнула меня «Билли», помахав рукой. — У вас глаза как ласточкины яйца. Такое ощущение, что сейчас заснете стоя!

«Тот же „образный“ язык, что и у Билли…»

— Довольно! Наденьте что-нибудь и возвращайтесь домой! — рассердился я.

— Боюсь, это не так легко сделать.

— Почему?

— Мой дом — это ваши книги. Что-то вы медленно соображаете, хоть и считаетесь гениальным писателем.

Я вздохнул, не давая раздражению овладеть мной, и попытался урезонить незваную гостью:

— Послушайте, Билли Донелли — это персонаж романа…

— Согласна.

«Уже неплохо».

— Но сейчас, в этом доме, мы с вами находимся в реальной жизни.

— Ясное дело.

«Вроде сдвинулись с мертвой точки».

— Значит, будь вы персонажем романа, вас бы здесь не было.

— А вот и нет!

«Кажется, я зря надеялся!»

— Тогда объясните, почему вы здесь, только быстро, я хочу спать.

— Я упала.

— Откуда?

— Из книги. Короче, я вывалилась из вашей истории!

Я недоверчиво посмотрел на нее — бред какой-то!

— Я упала со строчки, из середины неоконченной фразы.

«Билли» кивнула на лежавший на столе роман, который за обедом дал мне Мило. Сходив за книгой, она открыла