Мужики, которые приходят, чтобы им подрочили, не такие, как все (а у нас в салоне только дрочат; по крайней мере, я только дрочу. В восемнадцать, девятнадцать и двадцать меня арестовывали за мелкие кражи. Дура была. Теперь мне приличная работа не светит. Для полного комплекта только ареста за проституцию не хватало). Мужики, которые приходят, чтобы им подрочили, совсем не такие, как мужики, которые приходят за минетом или перепихнуться. Конечно, для некоторых парней дрочка – просто одноразовый секс в подворотне. Но у меня множество постоянных клиентов. Подрочить – больше они ни о чем не просят. Они не считают это изменой. Или боятся заболеть, или им духу не хватает замахнуться на большее. Обычно это напряженные, нервные мужчины с нелюбимой работой и без малейшего влияния на кого бы то ни было. Я не осуждаю, это просто оценка. Им нужны привлекательные девушки, но не потаскушки. Например, я ношу очки, но только не на работе, потому что это отвлекает. Мужики думают, что я сейчас начну изображать распутную библиотекаршу, и с напряжением ждут первых аккордов песни ZZ Top. Но ничего подобного, и они смущаются, что подумали, будто я начну изображать распутную библиотекаршу, отвлекаются и никак не могут кончить.
Им нравятся дружелюбные и милые девушки и не нравятся слабые. Они не хищники. Им нужна просто сделка. Обслуживание. Пару слов о погоде и любимой спортивной команде. Обычно я стараюсь придумать какую-нибудь шутку, понятную только нам двоим, и повторять ее во время каждого визита. Шутка для двоих – это символ дружбы, только не надо стараться, как с настоящей дружбой. Я говорю что-то вроде: «Похоже, сезон клубники уже начался» или: «Нам нужна лодка побольше» (это реальные примеры), лед сломан, и мужики больше не чувствуют себя козлами, мы же друзья. Все настроились на нужный лад, и можно приступать к делу.
Когда мне задают сакраментальный вопрос «Чем вы занимаетесь?», я отвечаю чистую правду: «Работаю в сфере обслуживания». По мне, радовать людей – это хорошая работа. Звучит пафосно, но это правда. Конечно, я бы лучше работала библиотекарем, но мне нужна гарантия занятости. Книги временны, члены вечны.
Проблема была в том, что у меня ужасно болело запястье. В тридцать лет у меня было запястье древней бабки и к тому же совершенно не сексуальный бандаж. Я снимала его перед дрочкой, но от треска липучки мужики слегка нервничали. Как-то раз Вивека навестила меня в задней комнатке. Она была толстухой и напоминала осьминога – кругом бусы, оборки, шарфы и резкий запах одеколона. Она красила волосы в цвет фруктового пунша и уверяла, что это ее натуральный цвет. (Вивека: младший ребенок в семье рабочих; потакает любимчикам; плачет над сентиментальной рекламой; много раз безуспешно пыталась стать вегетарианкой. Как мне кажется.)
– Зубрилка, ты ясновидящая? – спросила она.
Вивека прозвала меня Зубрилкой, потому что я ношу очки, читаю книги и ем йогурт на обед. Но до настоящего умника мне далеко, я только мечтаю им стать. Из-за того что я бросила школу, мне пришлось заняться автодидактикой (ничего неприличного, можете посмотреть в словаре). Я постоянно читаю. Я размышляю. Но мне не хватает официального образования. Поэтому мне все время кажется, что я умнее окружающих, но если я когда-нибудь окажусь среди настоящих умников, которые закончили университеты, пьют вино и говорят на латыни, я мигом им наскучу. Я одинокий волк. Так что я с гордостью ношу прозвище Зубрилки. Это символ того, что однажды я смогу стать своей среди по-настоящему умных людей. Вопрос в том, где их взять.
– Ясновидящая? Нет.
– Пророчица? У тебя бывали видения?
– Нет.
Я думала, что предсказания будущего – только для виду, чушь свинячья, как сказала бы моя мать. Она и впрямь была с фермы на Юге.
Вивека перестала теребить нитку бус:
– Зубрилка, я пытаюсь тебе помочь.
До меня дошло. Обычно я соображаю быстрее, но у меня пульсировало от боли запястье. Боль такая, что только и думаешь, как от нее избавиться. В свою защиту скажу, что Вивека обычно задает вопросы, чтобы поговорить, на ответы ей по большому счету наплевать.
– Я вижу людей насквозь, – сообщила я надменным глубокомысленным тоном, подражая Вивеке. – Кто они, что им нужно. Я вроде как вижу вокруг них цветные ореолы.
Чистая правда, не считая последней фразы.
– Ты видишь ауры. – Вивека улыбнулась. – Я так и думала.
Вот как я узнала, что перебираюсь в переднюю часть салона. Я собиралась читать ауры, а для этого учиться не нужно. «Просто говори им то, что они хотят слышать, – посоветовала Вивека. – Обгладывай их до костей». Теперь, когда меня спрашивали: «Чем ты занимаешься?», я отвечала: «Прогнозированием» или «Терапией». Ни слова лжи.
Узнать будущее приходили в основном женщины, а подрочить, разумеется, только мужчины, поэтому салон работал четко, как часовой механизм. Было тесновато, поэтому очередного мужика надо было отвести в заднюю комнатку и довести до кондиции, прежде чем придет очередная клиентка. Мы же не хотим, чтобы кто-то за стеной вопил от удовольствия, в то время как клиентка выслушивает, что ее брак распадается на части. Один раз еще можно соврать, что мы завели щенка, но в другой раз этот номер не пройдет.
Мы ходили по лезвию бритвы, потому что клиенты Вивеки были в основном из верхнего слоя среднего класса и нижнего слоя высшего класса. Представители этих классов склонны возмущаться по пустякам. Если печальные богатые домохозяйки не хотят, чтобы им предсказывала будущее Дженнифер, им наверняка не понравится выслушивать отставную девку с больным запястьем. Им надо пускать пыль в глаза. Они согласны только на самое лучшее. Их главная цель – жить в городе не хуже, чем в пригороде. Кабинет в передней части салона выглядел как картинка из каталога «Pottery Barn». Я одевалась в том же духе, в основном в комплекты
