На следующее утро мы с Пашкой и Андреем собирались в гости к матери Константина Серегина, она же – сестра старика Миллера. Но встретились раньше – поздним вечером и опять на Борисоглебском.

Я сидела за компьютером, писала очередную статью, когда позвонили из холдинга.

– Юля, вас опять приглашают на кладбище, – сообщила мне девушка из колл-центра.

Я посмотрела на часы. Половина двенадцатого.

– Кто приглашает?

– Поклонники вашего таланта, – рассмеялась девушка, хотя мне было не до смеха. За окном стояла темень, кладбище в ноябре – не самое подходящее место для прогулок перед сном, температура воздуха снижалась каждый час. Оно мне надо?!

«Надо, Юля», – сказала я сама себе. Это моя работа. Не поеду я – поедут другие. А известность – это наркотик.

– Что конкретно сказали?

– На той могиле опять люди лежат.

Господи, за что это мне?! С другой стороны, если кого-то еще можно спасти… Если бы мы вчера ночью с Пашкой поехали на кладбище, то Серегин мог бы остаться в живых. Но нам позвонили слишком поздно.

– Сейчас выезжаю. Если еще раз позвонят, скажите, что я в пути.

Компьютер я выключила, одеваясь, позвонила Пашке. Трубку взял Василий, который оказался у оператора. Оба уже хорошо приняли на грудь. Я объяснила суть дела и добавила, что на морозце оба быстро придут в чувство. С Василием мы знакомы не первый год, он все понял правильно. Сказал, что к тому времени, как я подъеду к Пашкиному дому, они уже выйдут. Им собраться – только подпоясаться.

– Вася, и возьми что-нибудь для оказания первой помощи. Может, кто живой есть?

Василий по специальности хирург, но быстро переквалифицировался в патологоанатомы. Он считает, что с криминальными трупами работать интереснее, чем с живыми людьми. Интересно находить причину смерти, таким образом оправдывая невиновных и отправляя в места не столь отдаленные истинных преступников, или доказывать, что человек все-таки умер сам и никто не виноват.

Уже из машины я позвонила Андрюше и сообщила о своих ближайших планах.

– Ненормальная, – сказал приятель и добавил, что уже выпил водки на сон грядущий.

– За рулем буду я. И место в машине еще есть. Выходи.

В общем, к главному входу на Борисоглебское, которое, естественно, в этот час (после полуночи) было погружено во мрак, мы приехали вчетвером, мужики – поддатые.

– Юля, скажи мне, что бомжи ночью делают на кладбище? – спросил Андрюша, когда мы все вылезли из машины и зашли на территорию кладбища. Ворота были заперты, а проход для граждан оставался открытым круглосуточно и круглогодично. – Ладно, летом или весной после Пасхи. Тогда с могил можно собрать конфеты, яички, даже водки оставленной выпить. Но в ноябре?! Народ не ходит на кладбище в ноябре.

– Значит, можно чем-то поживиться. Лопаты две новенькие прихватили. Может, со свежих захоронений цветы и венки собирают и перепродают. Андрей, если приходят – значит, есть смысл. Это нам не понять.

– На этом кладбище могут и постоянно жить в каких-то склепах, – заметил Василий. – Вполне могли обустроить тут себе жилище. Тут может быть целый подземный город, причем город живых, а не мертвых. И вход ты никогда не найдешь.

– Но холодно же! В подвалах же и на чердаках тепло, там трубы проходят и…

– Зато из подвалов и с чердаков гоняют, в любой момент могут выгнать, – заметила я. – А здесь кто будет рейды устраивать? Оно тебе надо? Кому-то из твоих коллег надо?

Пашка заметил, что бомжи, оставляющие мне информацию, явно где-то смотрят телевизор. Я сказала, что теперь для того, чтобы смотреть нашу «Криминальную хронику», не обязательно иметь телевизор. Достаточно иметь подключение к Интернету.

– В склепах-то его точно нет, – сказал Андрюша.

– Откуда ты знаешь, что там есть? И теперь же Интернет не только по проводу. Почему у современных бомжей не может быть планшета или смартфона? И сюда может быть как-то хитро подведено электричество, за которое платит кто-то другой – тот, к кому подключились. На Руси всегда были рукастые мужики, и масса прекрасных мастеров спилась. Кто у нас оказался бомжами? Я не сомневаюсь, что среди них есть мастера на все руки, которые смогли оборудовать старые склепы так, что в них можно жить. И не платить все время растущую квартплату. Квитанции присылать некому, счетчиков тут точно никто не ставил.

За этими разговорами, подсвечивая себе путь двумя фонариками, мы дошли до могилы Николая Рудольфовича Миллера.

На ней опять лежали двое. Рядом валялись две обертки от шоколадок. Андрюша выразился непечатно. Пашка расчехлил камеру. Мы с Василием поспешили к парню и девушке.

Девушка была жива. Василий принялся за работу (к счастью, не патологоанатома), я позвонила в «ноль-три», Андрей – своим коллегам. «Скорая» приехала быстрее, девушку забрали в больницу, не дожидаясь приезда следственной бригады. А мы вчетвером в компании с коллегами Андрея провели на кладбище еще пару часов.

Документов при мертвом парне не было никаких, девчонку, которую увезла «Скорая», не обыскивали. Правда, ее рюкзачок с прикрепленным смешным тигренком остался у могилы. Была оставлена записка на листе в клеточку, аккуратно уложенная в файлик, под фотографией усопшего деда Миллера. Ксения и Слава (так они подписались) объясняли, что решили уйти из этого мира, где им не дают быть вместе, в другой мир, где они будут вместе. Они хотели умереть в красивом окружении и сами остаться красивыми. Поэтому не стали прыгать из высотного дома, как делали их предшественники, не стали топиться, так как утопленники выглядят ужасно. Травиться тоже не захотели, потому что не факт, что отравятся. Они долго думали, как им покончить с собой, а сегодня (то есть уже вчера) вечером зашли в бар, чтобы выпить кофе и согреться, и увидели по телевизору сюжет о двух мужчинах, заколовших друг друга на Борисоглебском кладбище в окружении цветов и венков. Они приехали сюда, чтобы посмотреть на место. Место им понравилось, и они решили умереть здесь. Похоронить их просили вместе.

– Нож совсем новенький, – заметил Василий.

В рюкзаке Славы мой приятель Андрюша нашел упаковку от трех ножей, два из которых были использованы. Один уехал с Ксенией в больницу. Врачи не стали его сразу вынимать, потому что он выполнял роль тампона. Слава воткнул в подругу нож меньшего размера, и то ли слабо воткнул, то ли не туда попал.