В первые секунды Старлинг молчал, оценивая собеседника, потом обратился к Картеру:
– Какой у вас интересный сад!
По обеим сторонам лестницы росли цветы в ящиках, кусты жасмина и жимолости. Картер указал на несколько высоких растений:
– Это тайский базилик, а это – кинза, но она ушла в цветы, так что будет кориандр. Из всех поездок я привожу семена – на радость повару.
– Фотография в гостиной… ваша жена?
– Жена… покойная. Я – вдовец, – коротко сказал Картер.
– Простите. – Старлинг растер лист мяты, поднес его к носу и закрыл глаза.
Картер заговорил:
– У президента были неприятности?
– Смотря что под этим подразумевать, – произнес Старлинг, снова открывая глаза. – Вы что-то заметили?
Иллюзионист пожал плечами.
– Я провел с президентом лишь пять минут. – Он устремил взгляд на озеро. Над водою лениво кружил пеликан. – У нас, у фокусников, странная жизнь. Я встречался с президентами, королями, премьер-министрами и несколькими восточными деспотами. Почти все хотели знать, как я выполняю свои трюки, или показать мне карточные фокусы, которым научились в детстве. Мое дело улыбаться и восклицать: «Превосходно!». Впрочем, это не такая плохая профессия, если не ввязываться в свары о том, кто какой номер придумал.
У Старлинга были очень маленькие глаза. Когда они устремлялись на кого-то, у собеседника возникало впечатление, что его взяли на мушку.
– Понимаю. Вы сами создали завораживающую программу.
– Спасибо.
– В качестве восхищенного зрителя, сэр, я хотел бы задать вопрос и надеюсь, он не покажется вам грубым. Не мог ли я прежде видеть какие-то ваши трюки?
– Так, как я их показываю – нет.
– Значит, вы сами их придумали?
Внимание Картера вновь привлекло что-то интересное за плечом Старлинга – на этот раз огромный подсолнух.
Старлинг продолжил:
– Потому что Тёрстон[2] – я имел счастье присутствовать на его выступлении – тоже демонстрирует трюк с индийским канатом. А несколько лет назад я видел Голдина,[3] и у него тоже были два факира. Может быть, какие-то из ваших номеров…
– Нет, – резко отвечал Картер. – Вообще-то, полковник Старлинг, практически все иллюзии придуманы давным-давно. Дело в том, как их преподнести.
Старлинг не ответил – иногда полезнее промолчать.
– Другими словами, я не изобрел сахар и муку, но пеку вполне съедобный пирог.
– Значит, коллеги так же уважают вас за качество исполнения, как и тех иллюзионистов, которые придумывают собственные номера, – простодушно произнес Старлинг.
Картер сложил руки на груди, улыбнулся и подмигнул.
– В какой-то момент наш разговор ушел от президента
Гардин га.
– Виноват. Мне любопытны все виды надувательства. – Старлинг вытащил из нагрудного кармана визитную карточку, быстро оглядел ее и протянул Картеру. – Если еще что-нибудь вспомните…
– То позвоню.
Старлинг спустился к Гриффину и вместе с ним двинулся вниз, потом внезапно остановился и обернулся.
– Мистер Картер!
– Да?
– Президент ничего не говорил о тайне?
– О какой?
– Несколько людей сообщили, что в последние недели жизни президент задавал им вопрос… – Старлинг открыл блокнот и прочел: – «Что бы вы сделали, если бы узнали страшную тайну?»
В глазах Картера блеснул интерес.
– Как любопытно! Что бы это могло быть?
– Мы выясним. Спасибо.
Картер провожал агентов взглядом, пока те не спустились с лестницы и не сели в такси. Над озером теперь кружили несколько пеликанов. День выдался спокойный и ясный – прекрасный повод навестить своего друга Буру, или пройтись по парку, или выпить кофе в итальянской кафешке. Такси с агентами выехало на Гран-авеню. На Адамс-пойнт строилось несколько зданий, и такси пришлось обгонять грузовики с кирпичом, досками и трубами. Картер смотрел на машину, пока та не скрылась за поворотом.
Потом порвал карточку Старлинга и бросил клочки на лестницу.
С годами все люди делятся на две категории: тех, кто видел много, и тех, кто видел слишком много. Чарльз Картер, несмотря на молодой возраст – всего тридцать пять лет, – относился ко второму типу. Каждые полгода он пытался уйти на покой, хоть и понимал, что другой профессии у него нет. Однако фокусник, утративший интерес к жизни, долго не протянет. Ледок так часто делал ему внушения, что Картер мог бы сам их повторить, включая вкрапления на французском и на идиш: «Решай, Чарли. Выбери, жить или умереть, но перестань киснуть. Хватит мотать нам нервы».
Иногда Картер ходил на военное кладбище. После испано-американской войны, если солдат совершал самоубийство, на могильном камне изображали ангела, закрывшего лицо левым крылом. Однако в менее просвещенные времена надгробий вообще не ставили – самоубийц просто хоронили лицом вниз.
Шесть вечеров в неделю, порой дважды за один вечер, Картер изображал перед зрителями, что побеждает смерть. Ирония состояла в том, что он не хотел побеждать. Он мог по часу представлять, как лежит лицом вниз и будет лежать так вечно. Со времени войны он научился различать товарищей по несчастью, людей, которые видели слишком много: даже на вечеринках их можно было узнать по запавшим глазам, словно каждый понимал, что при взгляде в зеркало увидит всего лишь веселящегося идиота. Красноречивее всего была вымученная, неискренняя улыбка.
За час до начала заключительного представления в театре «Курран» Картер наблюдал за установкой оборудования. Внезапно появились агенты Секретной службы, исключительно опрятного вида молодые люди в одинаковых темно-синих пиджаках, черных брюках и начищенных до блеска ботинках – живой щит президента Гардинга.
Страна по-прежнему любила своего избранника. Из Вашингтона только-только начали просачиваться слухи, что наверху не всё гладко. Гардинг не скрывал, что окружает себя людьми, которые ему нравятся. А нравились президенту льстецы. В Вашингтоне он простодушно заявил корреспондентам: «Хорошо, что я не женщина. Я был бы постоянно беременным, потому что не умею говорить «нет».
Несмотря на явно избыточный вес и выпирающий живот, Гардинг по-прежнему выглядел представительно: смуглая кожа, жесткие седые волосы, густые черные брови и нос римского сенатора. Впрочем, внимательный наблюдатель с первого взгляда различал симптомы пресловутой слабохарактерности: несколько подбородков, чересчур влажные губы, мягкие вкрадчивые глаза. Многие, видевшие президента в последнюю неделю жизни, отмечали, что он сдал. Даже если не знать о навалившихся на него заботах, мешки под глазами говорили сами за себя.
Картер, которому нередко приходилось мгновенно составлять мнение о человеке, заметил еще более опасный симптом. Что-то подобное он видел в Новой Зеландии: попугай, эволюционировавший в среде, где нет природных врагов. Яркие беззаботные птицы утратили способность летать и ковыляли вразвалку, не ожидая ничего дурного. Когда появлялись люди и стреляли в стаю, уцелевшие птицы удивленно застывали на месте, уверенные, что произошла ошибка. Охотники без труда хватали их и убивали ударом о землю.
Гардинг шагнул к Картеру, на ходу протягивая руку.
– Очень, очень рад познакомиться с вами, сэр.
– Здравствуйте, господин президент.
Они обменялись рукопожатиями, и Гардинг чуть не подпрыгнул: в руке у него оказался букет тубероз.
– Для миссис Гардинг, – мягко произнес Картер.
Гардинг огляделся,