Может, когда она поглотит сияние до конца, будет уже слишком поздно для их плана? Слишком поздно для Кушмарраха?
Не потому ли так торопится Чаровница? Может, она спасается от тьмы?
Как и в каждый свой приход, Эйзел слегка преклонил колени — перед Накаром, перед алтарем, перед богом, там, во тьме? Он и сам не знал. Потом он повернулся и покинул крепость через Черный ход Судьбы, вернулся в реальный мир, в Кушмаррах, покорно распростершийся под пятой завоевателей.
За несколько минут до назначенного часа Генерал уже сидел за столом и поджидал «внучат». Старик нечеловеческим напряжением воли собрал остаток сил и выглядел на удивление бодро, почти невозможно было догадаться о его смертельном недуге. Он напомнил бел-Сидеку прежнего Генерала.
Первым прибыл «Король» Дабдад, атаман округа Эстан. Как раз без него Генерал мог бы и обойтись: в Эстане все спокойно.
Кушмаррах был разделен на семь «округов»: Шу, Шен, Тро, Хар (раньше они оставляли «старый город»), Эстан, Минисиа и район порта. Бел-Сидек с Генералом курировали район порта и округ Шу. В самом беспокойном округе, в Харе, распоряжался Ортбал Сагдет.
За стеной располагались и другие кварталы, но они не входили даже в «новый город» и не интересовали ни Генерала, ни бел-Сидека. Их власть ограничивалась городской стеной.
Бел-Сидек занял пост у дверей — чтоб у входа приветствовать наследников Генерала.
— Добрый вечер. Король, — поздоровался Генерал. — Располагайтесь. Еще несколько минут до начала совещания. — Неодобрительный тон старика не оставлял сомнений: он понял, Король специально пришел пораньше, потому что хочет что-то сообщить.
Король всегда приходил раньше времени и всегда имел что-то сообщить о своих товарищах. Этот мелочный злобный человек, из тех, кто способен вонзить нож в спину, раздражал Генерала. Король явно метил в наследники больного старика.
Впрочем, он был небесполезен и не лишен некоторых талантов, главный из них — способность уверенно плавать в мутной воде, населенной огромными и хищными геродианскими рыбами. Храбрость свою Дабдад доказал в битве при Дак-эс-Суэтте.
— По дороге сюда я встретил Сагдета, — заговорил Дабдад. — Он сказал, что не придет.
— В самом деле? Почему же? Король сокрушенно покачал головой.
— Вы знаете, я никогда не скрывал своего мнения о Сагдете и скрепя сердце неоднократно докладывал о его недостатках и прегрешениях. Но сегодня я понял окончательно: Ортбал Сагдет больше не намерен считаться с вами. И возможно, Салом Эджит его в этом поддержит.
В этом духе Дабдад распространялся еще некоторое время. Судя по всему, отметил бел-Сидек, он заранее отрепетировал свою речь.
Салом Эджит, атаман округа Тро, был закадычным другом Сагдета. В Дак-эс-Суэтте он показал себя с наилучшей стороны, но с тех пор многое изменилось. Бел-Сидек сравнивал Салома с луковицей — сперва загнивает сердцевина, а потом, слой за слоем, и все остальное.
Не успел Король закончить донос, прибыл и сам Эджит. С разочарованным, недовольным видом он смерил взглядом атамана Эстана. Бел-Сидек заподозрил, что Салом тоже хотел поговорить с Генералом до прихода остальных.
Бел-Сидек внимательно разглядывал обоих. Дабдад — высокий, стройный, храбрый, но слабый духом. Эджит — невзрачный, низкорослый, однако достаточно твердый и мужественный. Но в какой-то момент высокая цель, которая и делала Живых живыми, перестала вдохновлять его. Салом потерял лицо и постепенно превращался в хамелеона, чьи взгляды целиком зависели от взглядов Ортбала Сагдета.
В комнату вошли Карза и Зенобел. Неспроста они вместе, подумал бел-Сидек: этих двоих объединяла лишь цель, роднила лишь одержимость идеей, граничащая с фанатизмом. Но в вопросах стратегии они расходились начисто.
Зенобел считал, что нужно создать тайную армию патриотов, способную нанести врагу сокрушительный удар. У себя, в округе Шен, он и действовал в этом направлении. Шен был почти таким же спокойным местом, как Эстан. Генерал доверял Зенобелу.
Карза же представлял себе освобождение как апокалипсис, как катастрофу, поглощающий Кушмаррах пожар, в очистительном огне которого погибнут человеческие отбросы, недостойные жить дальше, и который сметет захватчиков с лица земли. Карза и сам был готов погибнуть в пламени, готов заплатить эту цену.
Карза, но не Генерал.
Карза все время находился на грани разрыва с Союзом, все время стремился порвать с ним и развязать священную войну.
Генерал подал бел-Сидеку знак оставаться у входа, дал вновь прибывшим рассесться по местам и начал:
— Я встревожен, атаманы. Ужасное событие произошло два дня назад, в Харе. — Сила и звучность его голоса удивила всех. — Восемнадцать бойцов Союза были выданы горожанами и расстреляны дартарами.
— Мы с корнем вырвем измену и сурово покараем предателей, — заверил Салом Эджит.
— Нет, не покараете. Они вынуждены были так поступить, их довели до этого. Что остается делать мирным гражданам, если защитники их оказываются хуже врагов, если алчностью и жестокостью бойцы Союза превосходят геродиан? Я провел расследование, Салом. Чаша терпения жителей округа Хар переполнилась. Мы не смеем осуждать их.
— МЫ что ж, позволим жалким лавочникам и мастеровым предавать нас? С самого начала наша политика…
— Никаких репрессий, никаких карательных мер, Салом. Никаких. Живые услышали, что хотел сказать им народ Кушмарраха. Отныне запрещаю какие-либо вымогательства. Кто нарушит этот приказ, будет смещен с должности. Ясно?
Эджит весь кипел. Дважды он хотел перебить Генерала, но сдерживался.
Генерал помолчал с минуту, бел-Сидек ломал себе голову, когда же старик успел подробно разузнать о происшествии в Харе, и заговорил снова:
— Давайте рассмотрим мотивы ал-Аклы. Зачем он сделал то, что сделал? Восемнадцать бойцов взяты на улице и казнены без допроса. Один мотив лежит на поверхности. Фа'тад пощадил доносчиков — и тем самым выставил своих людей в выгодном свете.
Но Орел летает высоко и глядит далеко. Он не так прост. Возможно, он хотел показать, что дартарам незачем допрашивать Живых: ему и так все известно, — они не сообщат ничего нового.
Предположение неприятное, но в свете событий в Харе весьма правдоподобное.
Спокойно, Салом. Дряхлый старикашка, который никак не соблаговолит помереть и очистить тебе место, еще не кончил.
Бел-Сидек с беспокойством заметил, что Эджит Салом с трудом сдерживает себя: его бешеный нрав был широко известен. Наверное, Салом, как и сам бел-Сидек, заподозрил, что старик специально хочет довести его до белого каления.
Генерал тем временем продолжал:
— Что хотел сообщить нам Фа'тад, казнив этих людей? Что еще у него на уме? Орел парит в небесах, высоко над землей, но он также подобен морю. Много тайн хранит он в неведомых глубинах. Кто знает, чем он удивит нас, с чем доведется столкнуться завтра.
Он замолчал, молчали и другие. Тишина становилась невыносимой, ледяная рука сжимала сердце каждого, словно холодным ветром повеяло в комнату.
— Карза. Готовы ли вы сдаться, готовы ли потерять Кушмаррах? Не пробил ли час разойтись?
— Нет, сэр.
— Бел-Сидек?
— Нет, пока у меня остались еще нога и две руки, сэр.
— Зенобел?
— Мы