— Король?
— Нет. Не только Король.
— Расскажи поподробнее. — Беспокойство Сагдета возрастало. Салом рассказал о совещании, Ортбал время от времени перебивал его, переспрашивал.
— Значит, никакого насилия?
— Так он велел.
— Мои люди будут этим весьма и весьма недовольны.
— Плевать он хотел на твоих людей, Ортбал. Знаешь что? Не больно он заботится о…
— Ну конечно, теперь его волнуют исключительно моральные соображения и прочая ерунда. — Сагдет помолчал с минуту. — А как я, по его мнению, должен пополнять фонды?
— Если б старик побывал тут и взглянул на этот бордель и сравнил со своим жилищем…
— Ну да. Старый ублюдок воображает, что мы должны жить, как последний сброд. — Сагдет недоверчиво пожал плечами и раздраженно спросил:
— Так он сказал, я должен явиться завтра ночью?
— Да. И лучше тебе в самом деле явиться. Ты плохо рассчитал время, сейчас еще рано идти на разрыв. Лучше тебе дать задний ход. Пусть они окончат начатое.
— Плохо рассчитал, да?
Ортбал задал еще несколько вопросов и наконец поинтересовался:
— Чем он тебя-то взял, старина?
— Он сказал: решай — ты вор или солдат.
— И тебя это задело за живое? На тебя до сих пор действует дурацкая болтовня про Союз Живых? С начала геродианской оккупации прошло шесть лет, а ты до сих пор веришь безумному старикашке, как будто он может свершить то, что целым армиям оказалось не под силу.
— Не о том речь, Ортбал. Не знаю, под силу или нет. Наверное, нет. Не важно. Он сказал: решай — ты вор или солдат. Я не вор. Я пришел сюда, потому что кое-что должен тебе по старой дружбе. Я должен был предупредить тебя — и предупредил. Больше никаких обязательств у меня нет.
— Он небось тоже так и думал, что ты побежишь прямо сюда. Подожмешь хвост и побежишь.
— Может быть.
— Итак, похоже, наши дорожки расходятся — если я не явлюсь завтра вечером. Кстати, а что он в этом случае предпримет?
— Не знаю.
— А что он может предпринять?
— Вот сам и узнаешь. Уверен в одном — он не станет сидеть сложа руки.
— Ну, в Таком случае я должен подумать.
— Все же — будешь ты или нет?
— Откроешь дверь — и увидишь. Салом. — Сагдет улыбнулся, злобная гримаса исказила его пухлую физиономию.
Эджит понял, что он не намерен явиться по вызову Генерала.
У двери Эйзел остановился, поправил фитиль маленькой лампочки.
— Я в спальне, — прокаркал старческий голос.
Эйзел зашел в комнату, опустил лампу; вид старика ужаснул его.
— Вы ждали? Вы были так уверены, что я сразу получу записку?
— Нет. Просто я много сплю, но сон мой очень чуток. Ты разбудил меня, когда открыл дверь.
Эйзел удивленно поднял брови: он вошел так тихо, что не потревожил бы и мышь.
— Буду ходить на цыпочках.
— Я хорошо слышу. Сегодня с тем мальчишкой в переулке был ты?
— Да. Кошмарное дело.
— Дартары настолько заинтересовались им, что здесь крутился сам Фа'тад.
Изумление Эйзела возрастало.
— Правда?
— Да. Будь осторожен. У этого человека чутье почище, чем у меня слух. Погоди какое-то время. Незачем хватать всех сразу.
— Скажите это Чаровнице. Я уже пытался. У нее в списке еще тридцать ребятишек, по крайней мере по три дня на каждого нужно, чтоб проверить — тот ли это, кого она ищет. Но она не желает притормозить. Она одержима идеей поймать всех раньше, чем помрет хоть один. Она вообразила, что, если кто-то из них окочурится, это обязательно будет тот самый, который ей нужен, и придется начинать всю работенку сначала.
— Позади пять, даже шесть лет ожидания. Я понимаю ее нетерпение и разделяю его. Мне-то не прожить столько, а хотелось бы увидеть результат. Но результат положительный, а не отрицательный, какой мы получим, если Фа'тад или Кадо нападут на след. Сегодняшнее поведение Фа'тада показывает, что осторожность необходима. Может, мне самому переговорить с ней?
— Вряд ли это что изменит. Для нее отношения с нами — брак по расчету. Она хочет получить желаемое — и все.
— Какие будут предложения? Эйзел передернул плечами.
— Лично я умываю руки — на некоторое время. Ей придется-таки дать задний ход.
— Но у нее есть другие помощники.
— Есть Два парня.
— И надежные?
— Да, ничего себе, хотя до меня им далеко. Первого зовут Садат Агмед. Он хочет заработать. Второй — Ишабел бел-Шадук.
— Наверняка из религиозной семьи.
— Весьма. Он фанатик.
— Другой, похоже, дартарин.
— Отец был дартарином. Но сам он их ненавидит.
— Не сможешь ли ты убедить их тоже сбавить темпы?
— Вряд ли. Не предполагается, что я вообще их знаю.
— Ладно, подумаем. Что-нибудь еще? Например, что слышно о Кадо?
— На днях ждет нового главу правительства. Генерал улыбнулся — с ним это случалось нечасто.
— Какой по счету со времени захвата Кушмарраха? Восьмой?
— Девятый. Они просто посылают сюда неугодных людей, которых не смеют прикончить в Героде.
— А вину взваливают на Живых.
— Иначе говоря. Живые пожинают лавры. Зачем вы все-таки послали за мной?
— Ситуация в Харе, как я и опасался, достигла критической точки. Теперь единственный выход — незамедлительно принять меры.
— Гм…
— Непростая задача.
— В самом деле? Насколько незамедлительно?
— К завтрашнему закату самое позднее. Но чем скорее, тем лучше.
— Тяжеловато.
— Потом будет еще сложнее. Я полагал, ты успел прощупать почву на случай необходимости.
— Успел.
— Так ты возьмешься?
— Если я должен…
— Ты должен. Помощь нужна?
— Нет.
— Дай мне знать, когда дело будет сделано.
— Ладно.
Эйзел вышел из спальни старика, прикрутил фитиль лампы, поставил ее на место и выскользнул на окутанную густым туманом улицу. Он проделал обычный круг, чтобы удостовериться, не появился ли нежелательный соглядатай, пока он был в доме.
В самом деле, надо соблюдать осторожность.
Бел-Сидек стоял у окна и смотрел на затянутый туманом Кушмаррах. Видел он немного: в лунные ночи туман точно серебристым одеялом накрывал город, лишь кое-где высовывались крыши домов. Справа, чуть выше, темнела, закрывая звезды, крепость Накара Отвратительного. Чудно. Шесть лет прошло, а зловещий душок по-прежнему исходит от этого места.
Чаровница с шайкой до сих пор там, до сих пор они держатся, недосягаемые за барьером, который лишь Ала-эх-дин Бейху удалось преодолеть. Черт возьми, как же они существуют там?
Впрочем, по одной из популярных версий, все люди Накара давно умерли. Покончили с собой после гибели повелителя.
Бел-Сидек не верил этому, хотя не имел и доказательств противного.
— Что-то со стариком? — раздался у него за спиной голос Мериэль.
— Как ты догадалась? — спросил он, не поворачивая головы.
— Ты так глубоко задумался — и мысли, сразу видно, неприятные, печальные. Так бывает, когда ты волнуешься о тех, кого любишь. А с потерей жены и сына, я думаю, ты уже примирился.
Хастра, сын бел-Сидека, был одним из многих павших при Дак-эс-Суэтте. Как и муж Мериэль. Хастра, его единственное дитя, его звездный мальчик. Многие годы всякие «если бы» терзали