Плоскомордый усмехнулся:
— Займет твою свободную комнату. Негде будет припрятать лишнюю милашку. Бедный Гаррет. Придется довольствоваться одной. Ворчи не ворчи.
— Я не страдаю от избытка. С тех пор как Тинни и Уингер столкнулись у меня на крыльце, я довольствуюсь ничем.
Рохля расхохотался. Варвар.
Тарп спросил:
— А Майя?
— Не видел ее полгода. Наверно, уехала из города. Теперь я живу с Элеонорой.
«Элеонора» — это картина на стене у меня в кабинете. Девчонка мне нравится, но возможности у нее ограниченные.
Все полагали, что у меня очень веселая жизнь, все, кроме дружка Тарпа. Этот приятель уже не слышал никого, кроме себя. Он начал напевать с закрытым ртом. Я решил, что музыкант из него неважный. Он все время фальшивил.
Рохля перестал ржать и сказал:
— Уверен, ты замышляешь какую-то штуку. Не такую, как обычно, но все равно придется выручать тебя из беды.
— Черт возьми, я просто хотел уйти из дома. Дин доводит меня до белого каления, а Покойник не смыкает глаз — ждет, когда Слави Дуралейник что-нибудь натворит, и боится пропустить новости. Я столько терпел эту парочку, другой и половины не выдержал бы.
— Да, тяжела твоя жизнь, — съязвил Плоскомордый. — От всей души сочувствую. Знаешь что? Давай поменяемся. Я займу твою квартиру, а ты мою. Билли возьмешь в придачу.
Билли его теперешняя пассия, маленькая блондинка, но жару в ней, что в дюжине рыжих.
— Это надо понимать как разочарование?
— Нет. Это надо понимать как положение вещей.
— Все равно спасибо. Может, в другой раз. — Плоскомордый живет в доме без лифта, в однокомнатной квартирке, где едва умещается самая необходимая мебель. Я тоже ютился в такой конуре, пока не преуспел настолько, что купил дом, который мы с Покойником и занимаем.
Плоскомордый откинулся на спинку стула, засунув большие пальцы за пояс, самодовольно улыбнулся и кивнул. Еще раз кивнул и еще раз улыбнулся. Ухмылка Плоскомордого — просто чудесное зрелище. Она держится на его безобразной физиономии так долго, что Корона может объявить эту улыбку национальным достоянием. Плоскомордый считает себя чистокровным человеком, но его рост и наружность наводят на мысль, что в его родне затесался тролль или великан.
— Ты не готов к сделке, Гаррет; не скажу, что я тебе сильно сочувствую.
— Я мог бы пойти в какую-нибудь занюханную пивнушку и утопить горе в спиртных напитках, плачась в жилетку участливым незнакомцам, но нет, я пришел сюда…
— Меня это устраивает, — ввернул Рохля, услышав про спиртные напитки. — Смотри только, чтобы мы тебя здесь не ободрали как липку.
Я никогда не причислял его к своим друзьям. Он просто работал у моего приятеля Морли, да и дружеские чувства Морли ко мне весьма сомнительны.
— Ты лишаешь радости «Домик Радости», Рохля.
— Брось, Гаррет. Пока ты не вошел, жизнь тут била ключом.
Дружок Плоскомордого Уник уже не издавал ни звука, но продолжал усмехаться и пыхтеть, как вулкан. Дыма вокруг него хватило, чтобы я сам готов был начать мурлыкать. Я потерял нить разговора и задумался, почему это заведение называется «Домиком Радости», слишком экзотическая вывеска для места встреч вегетарианцев. Уник вдруг вскочил как ошпаренный. Он будто плыл по воздуху к двери, пятки едва касались пола. Я никогда не видел, чтобы кто-нибудь курил такой крепкий табак. Я спросил Тарпа:
— Где ты его подцепил?
— Уника? Это он меня подцепил. Он и еще несколько ребят хотят «организовать» музыкантов.
— Все ясно.
Я понял, почему их заинтересовал Плоскомордый. Тарп зарабатывает на жизнь тем, что убеждает людей. Его методы включают и применение физического воздействия.
Два или три Морли спускались по лестнице со второго этажа, глядя, как музыкант выскакивает за дверь. Морли знал, что я пришел. Рохля сообщил ему об этом по ведущей наверх в контору переговорной трубке. Дым застилал глаза, но казалось, что Дотс не в духе.
Морли — полукровка, частью человек, частью темный эльф. Но наследственность эльфов возобладала. Он небольшого роста, складный и такой смазливый, что просто срам. И творит он сплошной срам, стоит только зазеваться чьей-нибудь жене. Морли отрастил усики щеточкой. Черные волосы гладко зачесал назад. Разрядился в пух и прах, хотя таким, как он, идет любая одежда. Он медленно приближался к нам, обнажив в улыбке множество острых зубов.
— Что здесь у вас происходит?
Плоскомордый предложил грубое объяснение. Морли не обратил на него внимания:
— Ты бросил работу, Гаррет? Давно ты не наведывался.
— Зачем работать, если нет необходимости?
Я пытался принять самодовольный вид, хотя мои денежные дела оставляли желать лучшего.
Содержать дом стоит недешево.
— Что-то затевается?
Морли занял стул Уника и помахал рукой, рассеивая густой табачный дым.
— Едва ли.
Я поведал ему свою печальную историю. Он смеялся от души.
— Очень красочно, Гаррет. Я тебе почти верю. Надо признать, твои истории всегда очень правдоподобны. Так чем же ты сейчас занимаешься? Сугубо секретным делом? Я не слышал ни о чем таком из ряда вон. Город хиреет.
Он столько разглагольствовал, потому что я говорил неуверенно.
— Черт! И ты туда же!
— Ты приходишь, только когда тебя надо вытаскивать из ямы, которую ты сам себе вырыл.
Это несправедливо. Это неправда. Я относился к нему так искренне, что даже ел жвачку, которую подают в его забегаловке. И однажды даже заплатил по счету.
— Ты мне не веришь? Тогда скажи мне вот что. Где женщина?
— Какая женщина?
Дотс, Плоскомордый и Рохля хитро ухмыльнулись. Решили, что поймали меня.
— Вы заявляете, что я здесь по работе. А где женщина? Когда я начинаю распутывать какое-нибудь странное дело, всегда появляется хорошенькая бабенка. Верно? Ну, где же красотка? Черт возьми, мне так не везет, что придется работать только… Что?
Они не слушали. Они таращились на что-то за моей спиной.
Глава 2
Ей нравился черный цвет. Поверх черного платья она надела черный плащ. И на ней были высокие черные сапожки. В смоляных волосах бриллиантами сверкали капли дождя. Еще она носила черные кожаные перчатки. Я подумал, что она где-то потеряла черную шляпу с вуалью. Все на ней было черное, оттеняя ее лицо, бледное как полотно. Ростом примерно пять с половиной футов. Молодая. Красивая. И испуганная.
Я проговорил:
— Я влюбился.
Морли лишился чувства юмора. Он сказал:
— Не приставай к ней, Гаррет. Она тебя угробит.
Поразительные черные глаза надменно смотрели сквозь нас, словно нас вообще не существовало. Она прошествовала к стоявшему немного особняком свободному столику. Постоянные посетители дергались при ее приближении и прикидывались, что не видят ее.
Любопытно.
Я присмотрелся повнимательнее. Ей было лет