— Знаю, человек-друг Мойше. И это печалит стадо. А старейшин заставляет гордиться тем, что выковали такой прочный союз. Но почему ты сказал «они»?
— — Ну, мы. Знаешь, иногда… почти всегда я здесь чужой. Они поступают не так, как привык поступать я…
— Иногда ты тоскуешь по своей прошлой жизни, человек-друг Мойше.
— Иногда. Но не часто и не о многом. Вернемся к делу. — Ему пришлось сосредоточиться на своем физическом голосе, чтобы прохрипеть:
— Наведение? Телетех. Акулы уходят. Они бросили попытки. Можете давать отбой, как только последняя покинет пределы прицельного огня.
— Вы уверены, контакте?? В аквариуме дисплея картина другая.
— Уверен. Дайте мне знать, когда можно прекратить передачу. Это мой второй контакт за последние восемь часов.
— Ясно. Будет сделано.
Казалось, парень на том конце проникся к нему должным уважением.
— Ты в порядке, Мойше? — вмешался голос Клары. — Напряжение не слишком велико? Мы можем тебя вернуть.
— Я в порядке. Пока. Я помню, кто я такой. Только держи свой шприц наготове.
У Звездного Рубежа «Данион» потерял половину своих профессиональных, обученных телетехов. Одних — из-за слишком долгого контакта, у других сознание сожгли акулы, прорвавшиеся через огневой заслон корабля. О первых предполагалось, что они заблудились в личной вселенной контактера. Десятки пострадавших телетехов занимали специально отведенную палату, где докторам и сестрам приходилось ходить за ними, как за новорожденными.
Их тела продолжали жить, а сознание… оставалась надежда, что его удастся найти.
За всю историю небесных сейнеров еще не удалось вернуть назад ни одного контактера.
В эти дни звездоловы жили надеждами. Одной из них был Звездный Рубеж — надежда на оружие, способное рассеять стаи акул.
Бен-Раби не понимал, как сейнеры собираются добиться того, что не удалось многим поколениям безумцев, дураков и гениев. Звездный Рубеж был крепостью неприступной.
Это был целый мир, размером примерно с Землю, и этот мир был крепостью. Или планетой-линкором. Или черт знает чем. К Звездному Рубежу невозможно было подступиться. Технология его оборонительных сооружений превосходила воображение всех рас, знавших о его существовании. Его создатели давным-давно сгинули в пропасти времен.
Поколения людей мечтали об оружии Звездного Рубежа. Тысячи гибли в попытках до него добраться. А крепость оставалась неприступной.
Почему сейнеры так уверены, что им повезет больше?
— Вы были правы, контакте?. Компьютер говорит, что они отходят. Теперь можете прекратить передачу. Мы обойдемся и обычными сканерами.
— Спасибо, наведение.
Ощущение высасываемого из сознания потока исчезло сразу. Вселенная бен-Раби пошатнулась. Головастик коснулся и поддержал его.
— Пора прощаться, человек-друг Мойше. Ты теряешь чувство реальности и ориентацию в пространстве-времени.
— Я еще не совсем пропал, Головастик.
— Все вы так говорите. Здесь ты больше ничем не можешь помочь, человек-друг.
В подсознании Мойше раздался грохот распадающейся на куски реальности. Он породил волну ужаса. Головастик не пытался ему помочь.
— Клара, укол! Я возвращаюсь.
Он ударил левой рукой по выключателю.
Они ждали его. Смертная мука длилась всего лишь несколько мгновений.
Но этого хватило. Он зашелся в крике. С каждым разом возвращение становилось страшнее.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ:
3049 год н.э.
ОСНОВНОЕ ДЕЙСТВИЕ
На этот раз Мойше поместили в Госпитальном отсеке. Три дня его держали на транквилизаторах.
Когда женщина-врач вошла, чтобы вывести его из этого состояния, возле него сидели два человека. Тонкая, бледная голубоглазая женщина с нервными руками. Эми. И маленький азиат со спокойствием айсберга — его друг Маус.
Эми не могла и минуту посидеть спокойно. Она теребила костюм, застегивала и расстегивала его, закидывала ногу на ногу, вскакивала с места и начинала расхаживать по комнате, чтобы через минуту снова сесть. Она не разговаривала с Маусом. Обычно она намеренно старалась отдалить Мауса от себя и Мойше. Будто считала Мауса своим конкурентом за внимание бен-Раби.
Эти двое, Мойше и Маус, вместе прошли огонь и воду. Иногда они друг друга недолюбливали. Происхождением и воспитанием они отличались как день и ночь. Столетия предубеждений разделили их стенами, но общие лишения и опасности выковали между ними нерушимую связь. Слишком часто они стояли в бою спиной к спине и спасали друг другу жизнь, чтобы это забыть.
Маус ждал не шевелясь, с терпением самурая.
Он был заядлый архаист. Недавно он познакомился со своим древним наследием и теперь в воображении примерял на себя роль самурая. Их кодекс и обычаи нравились заключенному в нем воину.
А к распутнику отношения не имели. Маус же был классиком этого жанра — по крайней мере с противоположным полом.
Масато Игараши Шторм ничего не делал наполовину.
Докторша тихо кашлянула.
— Он поправится? — спросила Эми. — Выберется? Я помню, что вы мне говорили, но…
Лицевые мускулы Мауса слегка дрогнули. Эта гримаса заменяла тысячетомный трактат об отвращении при виде подобной несдержанности.
Женщина-врач оказалась более терпеливой.
— Просто вынужденный отдых, мисс. Вот и все. С ним ничего такого, чего отдых не мог бы излечить. Я слышала, он адову работу выполнил, давая наводчикам контакт реального времени. Он просто себя загнал.
На лице Мауса мелькнуло странное выражение.
— А ты-то что думаешь? — спросила Эми в упор.
— Обычно он себя не перегружает. Эми была готова броситься в драку. Женщина-врач прервала эту сцену, сделав бен-Раби укол. Мойше начал приходить в себя.
Маус остался безразличен к реакции Эми. Но заметил ее. Он был очень наблюдателен. Просто ему было все равно, что она думает.
— Док, — сказал он, — есть ли какие-то особые причины, чтобы колоть его этим медицинским раритетом?
Женщина держала запястье бен-Раби, считая пульс.
— Что вы имеете в виду?
— Что это примитив. Времена архаики. Звуковые седативные системы были созданы еще до моего рождения. Это гораздо удобнее и для врача, и для пациента.
Женщина покраснела. Маус сам всего несколько недель назад вышел из госпиталя. Он провел там месяц, оправляясь от раны, полученной в схватке с сангарийским агентом, пытавшимся захватить управление «Данионом». Маус был не в восторге от качества медицинского обслуживания и не делал из этого секрета. Но он вообще ненавидел врачей и госпитали. Он мог найти недостатки и в самом безупречном.
Сангарийку тогда выследил Бен-Раби. И стрелял в нее…
У Мауса хватило бы наглости стоять лицом к лицу с дьяволом и предложить ему заткнуться.
— Нам приходится обходиться тем, что мы можем себе позволить, мистер Шторм.
— Так мне и сказали.
Маус не стал развивать тему, хотя и считал, что сейнерам говорить о бедности — это все равно что царю Мидасу клянчить на углу медяки.
Бен-Раби открыл глаза.
— Как дела, Мойше? — спросил Шторм, помешав Эми начать разговор с более драматической реплики.
Работа столетий кладет на детей неизгладимый отпечаток. Ее следы остаются невидимыми и неизменными, как секретный код ДНК. Маус с младых ногтей знал, что жители Старой Земли — парии.
Семья Мауса была на службе уже три поколения. Его предки принадлежали к военной аристократии Конфедерации. Предки бен-Раби многие столетия были безработными на содержании государства.
Ни один из них не считал себя предубежденным. Но ложные истины, впитавшиеся с