3 страница из 106
Тема
провести рокировку, поменяв его местами с Олицем.

Я взял на себя объяснения с немолодым уже Петром Ивановичем, а Вейсман должен был проинформировать о нашем решении своего приятеля Суворова. Баур скоро вернётся и разработает точные планы усиления.

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

— Лондон, про́клятый город! Антихрист захватил его! Сотни лет как он правит нами и желает через нас поработить мир! — такие речи было бы нормально услышать от какого-то безумного экзальтированного проповедника, но здесь их произносил высокий изысканный джентльмен с тонким длинным лицом в безупречном рединготе[9] и кружевной рубашке.

Его собеседник, довольно толстый человек с красным носом и глазами навыкате, но одетый не менее дорого и стильно, шёл рядом с ним согласно кивал в такт его словам:

— Вы, как всегда, правы, сэр Чарльз! Поражаюсь Вашему уму и образованности! Как такой бриллиант мог появиться в этой клоаке разврата?! — в его произношении совершенно очевидно присутствовал некий изъян, наводящий на мысли о голландском происхождении говорящего.

— Мой драгоценный отец, дорого́й Питер, был родом из Линкольншира, где постигал глубины юридической учёности так успешно, что его заманили в этот прокля́тый город! Но наша семья всегда была среди «неприсоединившихся[10]», и мой отец изучал не только человеческие законы, но и законы Божии! Именно он понял всю греховность отхода от заповедей, который Бог дал Адаму!

— О, Ваш батюшка был истинным святым! Светочем, который развеял тьму скверны!

— Вы, дорого́й мой Питер, стали одним из первых, кто увидел истину! Кто присоединился ко мне в великом деле освобождения Англии от богопротивных механизмов!

— Сэр Чарльз! Прошу Вас, не сто́ит говорить такие слова, когда мы с Вами прогуливаемся в Вестминстерском аббатстве! Кто-то может услышать Ваши речи и узнать, что один из ведущих адвокатов Лондона и есть тот таинственный Нэд Лудд[11], именем которого сжигаются заводы по всей стране! — тон Питера стал подобострастным настолько, что, казалось, язык голландца источал чистые масло и мёд.

— Да, Питер, сейчас действительно не время всем узнать правду! Только тогда, когда падёт царство Сатаны, только тогда я смогу открыться всем! А пока моё имя может быть известно лишь трём избранным! Но здесь нас охраняют наши братья!

— Воистину Воля Божия ведёт нас!

— Питер, давайте перейдём к более приземлённым вещам. — Чарльз сотворил такую брезгливую мину, что была понятна вся его неприязнь к столь низменному предмету.

— Конечно, сэр Чарльз! Деньги я привёз! Всё, как Вы и просили в гинеях[12]! — Питер согнулся в поклоне.

— Вас нигде не могли приметить с обменом ваших гульденов?

— Что Вы, сэр Чарльз! Вы меня научили, как скрывать такие вещи! — Питер снова низко поклонился, — Двадцать тысяч гиней ждут вас в Вашем экипаже, Светоч!

— Вы знаете, Питер, что называть меня Светочем, Вы можете только в Храме правды! — сэр Чарльз почти перешёл на крик. Толстяк упал ниц и обнял его ноги, — Хорошо, Питер! Вы верный последователь истины! Я прощаю Вас! Когда Вы привезёте новые пожертвования?

— Через два месяца, сэр Чарльз. — голландец встал и смущённо поглядывал на своего духовного предводителя, — Мне надо будет их найти…

— Вы плохо помогаете делу Божию! Требуется больше золота! Питер, вы хотите попасть в ад?

— О…

— Бог ждёт от Вас большего, Питер! — сэр Чарльз с презрительной гримасой без поклона повернулся и зашагал к выходу.

Голландец долго смотрел ему вслед, потом покачал головой и на чистом русском языке с презрением пробормотал себе под нос:

— Вот тупой кликуша[13]! Без наших денег ты бы и адвокатом уже не был! Ничтожество! Светоч…

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

Алексей Лобов ласково поглаживал обложки книг, которые ему передал русский посланник в Лондоне Николай Трубецкой. Как же, первые номерные экземпляры планов по развитию французской и русской артиллерии, которые появились в том числе благодаря его работе. Сам Наследник прислал ему для ознакомления свои личные книги.

По соображениям секретности, Алексей мог изучать труды Грибоваля и Мелиссино только в русской миссии, так что четыре дня он не выходи́л на улицу. Конспектировал, изучал, рисовал. От книг его отрывал только слуга посланника со звучным именем Иоасаф, которые три раза в день настаивал на том, чтобы молодой человек поел.

И вот, наконец, он закончил. Оторвался от стола, протёр воспалённые глаза и с удивлением понял, что всё это время он не спал. Иоасаф молча менял ему сгоравшие свечи, приносил новые бумагу и чернила, не препятствуя его бдению. Спина Лобова безбожно затекла, он с хрустом потянулся и встал. В дверях тут же появился слуга, ласково улыбаясь.

— Закончили, Алексей Артемьевич?

— Да, закончил! Посланник дома?

— В отъезде! Не помните, как он с Вами прощался?

— Совсем не помню! — виновато улыбнулся Алексей, — Я сильно Вас напряг, друг мой?

— Что Вы, Алексей Артемьевич! Барин также часто работает по ночам!

—Спасибо Вам, Иоасаф! — Лобов пожал руку старому слуге, что тот воспринял с больши́м достоинством. Алексей очень устал и совершенно не заметил, что когда он выходи́л из дверей миссии, Иоасаф украдкой перекрестил его спину.

Чтобы не заснуть по дороге, молодой человек решил не брать экипаж, а пройтись пешком несколько кварталов. Он шёл по Бонд-стрит[14], спать хотелось немилосердно. В голове бродили случайные мысли. Алексей вспомнил Сидорова. Это же наверняка благодаря ему, он смог прочитать проект Грибоваля. Отличный парень, как он, интересно?

Лобов шёл, бесцельно поглядывая по сторонам, хорошо одетые люди прогуливались по улице, заходили в магазины и салоны. Вот Сидоров стоит около антикварной лавки Оуклза и рассматривает старинную гравюру, которую он, по-видимому, только что приобрёл там…

— Сидоров? Здесь? Я, наверное, заснул и не заметил этого! — подумал Алексей.

Старый его знакомец, который, вероятно, сейчас снился отставному офицеру, поднял глаза от диковинки, увидел Лобова и подмигнул ему, почесал нос, потом снова подмигнул, весело улыбнувшись, и как-то резко слился с праздношатающимися.

— Точно, привиделось! — сказал себе Алексей и быстро направился в гостиницу, где снимал комнату для джентльменов и в которой не был уже четыре дня — спать.

Разбудило его настойчивое покашливание. Он открыл заспанные глаза, была ночь, темноту которой разбивал свет свечи, что стояла на столике в комнате. Около кровати в кресле сидел человек, чей кашель и послужил препятствием для его дальнейшего сна. Свет падал на его лицо, пусть и не придя в себя до конца, Алексей узнал Сидорова.

— Проснулся, спящий богатырь Святогор[15]! — с широкой улыбкой произнёс незваный гость.

— Сидоров? Я сплю! Точно сплю!

— Приношу свои глубочайшие извинения за столь бесцеремонный визит, Алексей Артемьевич! — поднявшись из кресла, торжественно сказал посетитель.

— Господи! Что… Чем обязан? И я, к сожалению своему, не помню Вашего