— Какое письмо? — Бобров так увлёкся разглядыванием служанки, что не сразу понял вопрос.

— Ты вчера сказал, что у тебя письмо для меня. Видимо, от дяди.

— Да, точно. Прости, из головы вылетело.

Он вытащил из внутреннего кармана камзола сложенный листок без конверта и протянул мне.

«Priezjay nemedlenno.»

Я моргнул, привыкая к непривычному написанию букв и перечитал ещё раз.

«Приезжай немедленно. Деньги на дорогу получишь у Боброва. Никому не рассказывай, куда едешь.»

Подписи не было. Я поднял взгляд и посмотрел на спутника. Так-так, деньги, значит? Бобров под моим взглядом поёжился.

— Если что, я не читал, — поднял он руки, — довёз как дали.

И тут же полез в другой карман.

— Василий Фёдорович просил передать ещё вот это.

На стол передо мной лёг тяжёлый, глухо звякнувший мешочек. Деньги? Очень хорошо. Люблю, когда мне дают деньги просто так.

Я убрал мешочек со стола. Потом посчитаю, после завтрака.

Служанка притащила поднос со снедью и принялась быстро расставлять перед нами.

— Что это?

Бобров потыкал вилкой содержимое своей тарелки.

— Кюисс де гренуй, — я пожал плечами, — лягушачьи лапки.

Лицо моего спутника побледнело.

— Лапы? Лягушек?

— Ну да, — я кивнул, удивляясь странной реакции, — жаренные.

Брезгливо скривив рот, Бобров кончиком вилки отодвинул от себя тарелку.

— Господи боже, — у него даже рука дёрнулась, чтобы перекреститься, — что только не едят с голодухи.

— Месье, — девица подалась вперёд, — вам не нравится? У нас лучший «кюисс де гренуй» в округе. Даже месье граф приезжает его откушать.

Бобров замотал головой и буркнул что-то невнятное. Служанка ойкнула и убежала.

— Зря отказываешься, — я сдерживался, чтобы не рассмеяться, — на вкус как курица.

Он только покачал головой и ещё дальше отодвинул злосчастное блюдо.

— Вот он!

К нашему столику вернулась служанка в сопровождении усатого мужчины с поварским колпаком на голове.

— Жан, этот господин отказывается пробовать твой «кюисс де гренуй».

Повар изобразил поклон и надвинулся на Боброва.

— Месье, что вам не понравилось? Я готовлю «кюисс де гренуй» уже двадцать лет и никто — никто! — никогда не отказывался его кушать.

Бобров отодвинулся на стуле.

— Я просто не хочу.

— Ола-ла! Вы даже его не попробовали!

Служанка зашла с другой стороны и пододвинула тарелку к Боброву.

— Только попробуйте!

— Нет!

— Кусочек!

— Да не хочу я!

— Месье, вы не можете уехать, не попробовав наш «кюисс де гренуй». Я буду считать себя оскорблённым! Все соседи станут говорить — Жан разучился готовить!

— Попробуйте, — служанка говорила с придыханием, будто соблазняла.

— Умоляю! Если люди узнают, они перестанут к нам заезжать. Мы разоримся! Мои дети пойдут просить милостыню, а я буду сидеть на паперти у церкви и умру в нищете!

— Месье, — служанка наклонилась ниже, выставляя напоказ декольте, — я вас прошу. Разве вы можете отказать в такой маленькой просьбе хорошенькой женщине?

Я только посмеивался, налегая на пирог и любуясь комедией с Бобровым в главной роли.

Через пять минут под двойным напором он сдался и позволил уговорить себя съесть один кусочек. Потом второй. А дальше Бобров втянулся и уже без зазрения совести обгладывал лягушачьи лапки.

— Жанна, принеси ещё вина господам. За наш счёт. Пусть знают, кто готовит лучший «кюисс де гренуй» на этой дороге!

Служанка и повар удалились, довольные победой. Бобров, отложив очередную косточку, посмотрел на меня.

— И правда как курица. Только прошу тебя — никому не говори, что я это ел. Засмеют же.

Я заверил его, что буду нем как могила. Ну правда, съел и съел. Как говорится, в чужие страны свою кулинарную книгу не привози.

* * *

Когда мы закончили с обедом и уже садились в экипаж, к гостинице подъехала карета. Помпезный кучер, два слуги в ливреях на запятках, герб на дверце. Сразу видно — кто-то знатный и родовитый.

Из кареты вышли двое: дама невысокого роста с лицом закрытым вуалью и высокий мужчина с высокомерно задранным подбородком и острыми ушами. Он мазнул по нам презрительным взглядом и скривил губы, будто увидел жабу. Ты посмотри, какая цаца! Сразу видно — мелкотравчатый провинциальный баронишка. Без денег, зато с самомнением до небес. Я фыркнул и полез в экипаж.

Бобров долго ёрзал на сиденье, устраиваясь поудобнее. Недовольно кривился и морщил нос.

— Лягушачьи лапки не понравились?

Он потряс головой.

— Никогда бы не подумал, что эдакую дрянь есть буду. И ведь вкусная зараза!

Я хмыкнул — тоже их пробовал, но мне не понравилось.

— Эльфы надоели. Видел, как этот тип на нас смотрел? Не люблю я их за это.

— Так какой же это эльф? Полукровка, а то и квартерон.

— Да?! — Бобров искренне изумился.

— Во Франции чистокровных эльфов почти нет. Они все на Авалоне, за проливом.

— А откуда тогда полуэльфы?

— Наследие Столетней войны. Пока Карл Седьмой авалонцев не выгнал, они, считай, всех девок перепортили.

— О как, — Бобров покачал головой. — Слышал, что французы авалонцев не любят. Но никогда бы не подумал, что они родня.

— Обычное дело. Среди родни как раз самые сильные раздоры и бывают.

— Вот верно! Очень точно подметил, — Бобров при этом так скривился, что сразу стало понятно: с родственниками у него большие проблемы.

Пока мы трепались на отвлечённые темы, экипаж подъехал к границе. До сложностей этот мир ещё не дорос: никаких загранпаспортов, виз и контроля.

Нас остановили, в экипаж учтиво заглянул унтер пограничной стражи и попросил назвать имена. Сверился с каким-то списком, кивнул и пожелал счастливого пути.

Я выглянул в окно: досматривали только низкое сословие — купцов, крестьян, мастеровых. Дворян пропускали ни о чём не спрашивая. Дикий век, дикие люди! Если ты благородный, хоть корону Франции вывози, никто даже не посмотрит. Ну и ладно, не моё это дело. Есть король, есть всесильный кардинал, вот пусть у них голова и болит о благе государства.

* * *

Ближе к вечеру мы остановились в каком-то немецком княжестве. Я даже название его выговорить не смог бы, не то чтобы запомнить. Впрочем, особой нужды в ночёвке у нас не было. Поспать можно и в экипаже, сиденья там удобные, а механические лошади способны бежать круглые сутки. Но Бобров настоял:

— Тебе надо посетить портного. Я сейчас пригляделся, это ужас во что ты одет!

Мне даже обидеться захотелось. Не вижу ничего ужасного, обычная одежда студента: тёплая, добротная и удобная. Но Бобров настаивал:

— Нельзя тебе ехать в таком виде. Ты всё-таки дворянин, лицо благородное. А одет, прости господи, как…

Он скривился, подбирая слово.

— Как лавочник.

Я закатил глаза, но решил не спорить.

— Ладно, давай твоего портного.

Так что мы приехали в какой-то мелкий городок и заняли два номера в гостинице. Бобров узнал адрес портного, и мы двинулись шить мне что-то достойное.

— Тебе по приезде некогда будет этим заниматься. А как ты без хорошего костюма в дворянском собрании появишься?

— Вопрос: зачем мне туда?

Бобров всплеснул руками.

— Здрасьте, приехали. А завещание засвидетельствовать? А вписать себя в дворянский Реестр? Без этого никак нельзя!

Как у них всё сложно-то. Сплошная бюрократия! Честное слово, продам имение и сбегу обратно в Париж.

Портной оказался низеньким, лысым и суетливым.

— Очень хорошо, —