Отец Анны общался с нами пару минут, потом вышел из комнаты.
— Пожалуйста, не закрывай дверь, Анастасия, по крайней мере, пока у тебя гости, — сказал он перед тем, как уйти. Дверь распахнулась, и безволосый Деннис Уилсон исчез из виду.
Мистер Кайн работал в банке в кредитном отделе.
— Раньше он работал в фирме, возвращающей магазинам и пунктам проката вещи, изъятые у неплательщиков, — сообщила мне Анна. — Поэтому не переходи дорогу ни ему, ни мне.
Анна рассказала, как однажды ее отец отправился забрать машину, завел ее и уже собирался отъехать, но владелец резко распахнул дверцу и ухватился за руль. Мистер Кайн, в свою очередь, схватил владельца за запястье и велел ему отпустить руль и закрыть дверцу. Тот не выполнил приказа, и мистер Кайн начал сжимать ему запястье.
— Мой отец сломал ему запястье и повредил плечевой сустав, — сообщила Анна.
— Он тебе об этом рассказал?
— Я сама выяснила, — пояснила Анна. — Так что вот тебе мудрый совет — будь со мной мил.
Она полулегла на кровать. Я подошел к ней, но остался стоять.
Рядом с кроватью на тумбочке лежала старая Библия. Это была последняя вещь, которую я ожидал увидеть в комнате Анны. Я взял Библию в руки и с удивлением уставился на нее.
— Ты это читаешь? — спросил я.
— Оглянись вокруг. Я читаю все. Но не слишком увлекаюсь ею.
В Библии торчала закладка, и я открыл ее в том месте. Это оказалась Книга Екклесиаста. Один из абзацев был подчеркнут.
— «И предал я сердце мое тому, чтобы познать мудрость и познать безумие и глупость; узнал, что и это — томление духа. Потому что во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь»[20].
Анна смотрела на меня, пока я читал отрывок, а затем забрала у меня книгу и бросила на кровать.
— Это старая Библия, — сказала Анна. — Не я это подчеркивала.
* * *
Она рассказала мне, что у ее родителей нет детей, кроме нее. Я тоже был единственным ребенком. Ну, технически последнее не совсем верно. У меня есть брат и сестра, но они, соответственно, на десять и двенадцать лет старше меня, и большую часть моей жизни отсутствовали, покинув родительский дом, пока я был еще маленьким. Поэтому меня вполне можно считать единственным ребенком. И брат, и сестра уехали, как только им исполнилось восемнадцать лет. Сестра вообще никогда не возвращалась. Мой брат Пол учился в Принстонском университете и обычно приезжал домой на каникулы, но теперь он женился, усыновил троих детей и живет в Батон-Руж в Луизиане, и мы практически никогда с ним не видимся.
— Как кому-то вообще может захотеться отправиться в место под названием Батон-Руж? — отвечал отец матери в те несколько раз, когда она спрашивала, не хочет ли он туда съездить.
Мама ездила пару раз, но во время последней попытки рейс отменили. Она не знала, что делать, и просто сидела в аэропорту, пока не позвонил мой брат, чтобы выяснить, каким рейсом она полетела. Отец поехал в аэропорт и забрал ее. Больше она не изъявляла желания туда поехать.
Моя сестра Джоан уехала из Калифорнии через неделю после окончания средней школы, и мы о ней с тех пор не слышали. У нее много общего с отцом: Джоан тоже любила удаленные от всего места, и теперь она фактически исчезла.
У моих родителей был еще один ребенок — девочка, которая родилась после брата и передо мной, за семь лет до меня. Но она умерла. Она прожила всего девять дней. Ее назвали Дэниз. Ее похоронили на кладбище, расположенном к северу от города. Брат говорил, что раньше они ходили к ней на могилу по два раза в год всей семьей, но я сам был там только один раз и очень давно. Иногда я задумываюсь, какими раньше были мои родители.
Один раз, когда я был младше, я случайно сломал одну вещь, принадлежавшую брату — модель самолета или что-то в этом роде. Он начал кричать на меня и заявил, что я бы вообще никогда не родился, если бы Дэниз не умерла. Я не знаю, правда это или нет, но очень сложно выкинуть эту мысль из головы. Иногда я жалею, что она не выжила, а я сам появился на свет.
Родители, идиоты и некомпетентные люди
Мой отец — бухгалтер. Он любит работать с цифрами, а не с людьми. И это еще мягко сказано. Я представляю, как он живет внутри своих бухгалтерских отчетов, словно это другие страны, другие места, и является там молчаливым правителем молчаливых подданных. Может, поэтому он так и любит цифры. Они укрощены, одомашнены, они уступчивы, сговорчивы, покорны и ведут себя тихо.
Отец организовал свое дело вместе с лучшим другом сразу же после окончания колледжа, и они неплохо зарабатывали в нашем маленьком городке. Хватало на жизнь и на обеспечение комфорта. Отец с партнером больше не дружат, но все еще работают вместе. В любом случае мой отец — спокойный человек, предпочитающий одиночество. Если он дома, то находится в своей берлоге. Это маленькая комнатка в задней части дома на первом этаже. Она расположена рядом с гостиной, поэтому, пообедав, отец может встать из-за стола и сразу же удалиться в свою темную пещеру с отделанными деревом стенами. Фактически он всегда сидит за столом, развернув ноги в сторону, готовый рвануть прямо в свою берлогу. Я был в ней пару раз. Заходить туда можно только по приглашению, а отец редко кого-либо приглашает.
В комнате стоят несколько книжных шкафов, по большей части заполненных книгами о гольфе, картинами с изображением игры в гольф и несколькими трофеями, завоеванными отцом много лет назад. Он до сих пор играет, но начинает терять интерес даже к этому. Я уверен: это происходит потому, что играть нужно с другими людьми. Я готов поспорить, что если бы отец был единственным человеком на поле, то играл бы постоянно. Постепенно его мир сократился до его рабочего кабинета и берлоги, и никто не считал это странным.
* * *
Мой отец учился в университете в Брауне. Он играл там в американский футбол, был нападающим, а теперь расслабился. У него вырос живот, который вылезает из-под ремня. Создается впечатление, будто этот огромный живот тянет все тело вниз. Все тело выглядит рыхлым и тучным, хотя раньше отец никогда не был полным. Вообще создается такое впечатление,