Сколько оскорблений, ругани и угроз выслушал ты тут, не имея возможности ответить, защитить свою честь. Сколько раз тебя унижали, топтали грязными сапожищами твое человеческое достоинство, сколько раз угрожали дикой расправой, давали тебе почувствовать каждую минуту, что ты — ничто, жизнь твоя висит на волоске, с тобой могут обойтись как вздумают, а у тебя нет никаких прав, не можешь никому пожаловаться, даже самому Господу Богу, ибо все твои жалобы, прошения, заявления, протесты дальше корзины, дальше этой чудовищной конторы не пойдут!..

За этими стенами не существуют законы, здесь не ведома человеческая совесть, честь, благородство, справедливость — в этих казематах погибли десятки тысяч ни в чем не повинных людей — украшение общества, — которые могли принести огромную пользу стране, обогатить культуру, технику, искусство. Отсюда, из этих стен, должно быть, еще никто не выходил на волю целым, живым, не надломленным. И тебя тоже тут ждет, видать, такая же участь.

Припоминается древнее изречение: «Оставь надежду всяк сюда входящий…» Хотя и не чувствуешь за собой никаких грехов — тебе их здесь припишут, не признаешь, что ты не верблюд, — здесь заставят признать. Тут все мастера своего ремесла: будешь сопротивляться — доведут до такого состояния, когда свет тебе станет не мил, будешь просить для себя быстрой смерти, чтобы избавиться от этого кошмара.

Но за что? Во имя чего?

В голове крутится назойливая мысль: ты попал в какое-то ужасное логово, в кровожадные руки зверей, которые привыкли наблюдать человеческие муки, страдания. Они, видно, испытывают от этого наслаждение.

Чудовищные мысли тебя одолевают, и ты себе не представляешь, когда этому придет конец.

Мрак сплошной. Бездна. Тебя ждет судьба десятков тысяч узников, невинных жертв. Поэтому собери все свои силы, наберись терпения, будь до конца человеком, борись. Не может же такое длиться вечно, не может вечно длиться несправедливость, беззаконие, не может быть, чтобы тираны вечно чувствовали свою безнаказанность, наслаждались человеческим горем, кровью. Оставайся всегда человеком, чтобы, когда тебя даже убьют, люди когда-нибудь узнали, как ты себя мужественно вел, как отстаивал честь, справедливость, правду! История знает немало примеров того, как палачи разных рангов в конце концов расплачиваются за свои злодеяния своей черной кровью — за пренебрежение законом, пытки, убийства, ложь. Может, настанет день, когда эти железные двери распахнутся и восторжествует справедливость. Когда-нибудь раскроются эти стальные сейфы и люди прочитают пухлые папки, на которых стоят штампы: «Хранить вечно». И эти папки станут обвинительным заключением на суде палачей.

Так не падай, человек, духом. Собирайся с последними силами, отбрось к чертовой матери страх и веди себя так, чтобы никто никогда не смог бы тебя упрекнуть, что ты, находясь в этих кровавых застенках, в этом живом аду, кривил душой, оговаривал, предал своих друзей, свой народ, утратил человеческое достоинство, честь, совесть, человеческий облик.

Да, бывали в истории времена, когда черные силы, мракобесы пытались опорочить мой народ, евреев, возбуждать к ним вражду и ненависть, пытались рассорить их с соседями, выдумывать, что они, мол, враги общества, предатели, «пятая колонна», антипатриоты, не любят землю, на которой испокон веков живут. Юдофобы и антисемиты всех мастей отрицали то, что, когда вражеские орды нападали на эту землю, лучшие сыновья моего народа тут же брались за оружие и вместе со всеми, не жалея жизни, поднимались на защиту родины, проявляя героизм и отвагу.

Так было во все времена.

История знает о многих кровавых провокациях всевозможных тупиц-диктаторов против того или иного народа, но она также знает, чем все это заканчивалось — вечным позором, проклятьем для зачинщиков, авторов этих провокаций…

Как только меня схватили на улице и бросили в тюремную камеру, я понял, что дело здесь не только в моей персоне. Чудовищные репрессии, аресты наших писателей, ученых, разгром антифашистского комитета, всех культурных учреждений — это все грозный сигнал для целого народа. Это какая-то страшная очередная затея по воле и указке «мудрого отца и учителя». Какое-то дикое безумие. Занесен — уже в который раз! — кровавый топор над головой целого народа. Бред зарвавшегося диктатора, возомнившего себя бессмертным, непогрешимым, вечным. Он решил опозорить мой народ перед всем миром, оклеветать, обвинить во всех смертных грехах, начисто позабыв уроки истории.

Многострадальный народ, который живет на этой земле свыше тысячи лет, столетиями здесь живет, трудится, созидает вместе со всеми народами. Кто-то позабыл даже недавнюю историю — Отечественную войну, когда все народы поднялись на защиту своего отечества. Мой народ не стоял в стороне. Он отправил на фронт своих лучших сыновей и дочерей. Плечо к плечу с воинами других национальностей сражались с коварным врагом свыше полумиллиона евреев. Около трехсот тысяч сложили свои головы на полях сражений, десятки тысяч вернулись инвалидами…

Кто станет отрицать это?

И вот нашлись мракобесы, которые решили сфабриковать чудовищное «дело», обвиняя мой народ в антипатриотизме, шпионаже в пользу мирового империализма, проводят массовые аресты, дикие репрессии, пытаются приписать людям преступления, которых они никогда не совершали.

Эти мысли меня ни на минуту не оставляют, не дают дышать, думать, жить.

Как противно, тесно, мерзко в затхлой, мрачной камере-каморке! Сколько человеческих судеб прошло в этой живой могиле! Шесть шагов до влажной стены и шесть обратно, к железной двери. Совершенно нечем дышать. Воздух густо настоян на запахах известки, карболки, пота и «параши», стоящей в углу. Под самым почерневшим потолком — маленькое тюремное окошечко с ржавой решеткой, сквозь которую виднелась крохотная полоска неба.

Тысячи раз в день приходилось мерить эти двенадцать шагов — шесть шагов к мокрой стене и шесть обратно, к железной двери, где каждую минуту открывался «глазок», в нем появлялось недремлющее око надзирателя, и ко мне доносился его грозный окрик, чтобы не садился на койке, а ходил, не дремал. До десяти часов, до отбоя не положено дремать. Ходить, чтобы ноги не приросли к полу…

Голова наливается свинцом, все тяжелеет, чувствую страшную усталость. Опускаюсь на жесткую койку, прикрываю глаза, стараясь вздремнуть хоть на несколько мгновений. Какое счастье, если б мой зловещий страж разрешил так посидеть хотя бы пару минут. Какое было бы блаженство! Всего несколько минут, и, кажется, вернулись бы силы. Но я тут же услышал, как загрохотала в дверях «кормушка», раскрылась. Я увидел перекошенное злобой лицо, до меня донесся хриплый шепот:

— Ану-ка, контра, встать! Думаешь, пришел к теще в гости? Встать немедленно, харя противная! Я тебе покажу, как спать днем, до отбоя. Может, тебе в карцер захотелось, так я могу устроить!

Я подскочил с места и, встретившись со звериным взглядом моего повелителя, снова зашагал, опустив голову.

Меня разобрала злость, и я сказал в ответ:

— Я пока еще с вами не на