Ужас охватил меня. Неужели и Макса Эрика постигла та же участь, что и профессора Перлина? Человека с мировым именем, который отказался от кафедры в Кембридже, от Оксфорда, Лондона, Парижа и прибыл в нашу страну, чтобы передать свои знания советской молодежи?
Я стоял, ожидая, что кто-нибудь выйдет ко мне и все объяснит.
Вдруг услышал из соседней комнаты приглушенный кашель, стоны, плач. Я направился туда и увидел молодую женщину с взлохмаченными волосами, опухшим от слез лицом, в халате и туфлях на босу ногу. На полу просторной комнаты валялись распоротые подушки, перевернутые стулья, сорванные со стен картины. Казалось, здесь недавно топтался табун слонов… Я сразу не узнал жену Макса Эрика. Передо мной стояла надломленная женщина. Несколько дней назад я встретил ее в оперном театре — стройная, подвижная женщина в темно-голубом платье вызывала завистливые взгляды мужчин и особенно женщин. А теперь передо мной сидела старуха. Как может измениться человек, когда на него неожиданно обрушивается беда!
Долгим взглядом смотрела она мимо меня, в пустоту, слегка покачивая головою. Потом, кажется, узнала меня.
— Скажите мне, что происходит в этой стране? — обратилась она ко мне. — Разве ж так можно? Макс всю жизнь рвался сюда, всю свою душу отдавал работе. И вот… Оказался за решеткой… Макс Эрик — преступник?! Какая чушь!
Я пытался ее успокоить, что-то мямлил, подыскивая какие-то слова, но они казались неубедительными, бледными, я почувствовал, как горький ком застрял у меня в горле. Что я мог ей ответить?
Она понимала, что я ничем не могу ей помочь, очевидно, вспомнила, что в это утро ее муж назначил мне встречу, и, придя в себя, сказала:
— Они перевернули весь дом, просмотрели рукописи, бумаги и книги Макса… Забрали его, бедняжку. Ну, скажите мне, за что? Он всей душой рвался сюда, хотел помочь строить социализм. Вот она, новая жизнь… Скажите, куда мне идти? У кого искать правды? Есть ли в этой стране справедливость?
Я стоял, комкая в руках свою помятую кепку, не находя слов, как ее успокоить.
— Вышло какое-то недоразумение… Ваш муж вернется… как только выяснится… — механически бормотал я первое, что взбрело мне на ум.
— Дорогой мой, — оборвала она меня, — я ведь не ребенок и не надо меня успокаивать. Они только что ушли из моего дома. Я видела, что творили эти дикари. Один из них, видно, их начальник, сказал мне: «Мадам, вы еще молоды и красивы, найдете себе другого и устроите свою жизнь»… У меня не нашлось сил плюнуть этому негодяю в лицо…
Не помню уже, что я сказал на прощанье, как вышел из дома.
Неторопливо шагал по улице и думал — все-таки мне повезло. Явись я в этот дом на несколько часов раньше, блюстители закона бросили б и меня в «черный ворон» вместе с профессором…
И еще я думал: «Что же происходит в нашей стране?»
До этого страшного утра я никогда не болел, а тут вдруг слег. Две недели не мог подняться с постели, приходили врачи из студенческой поликлиники, щупали меня, меряли температуру и никак не могли установить диагноз…
Последняя попытка
По совести говоря, я уже решил было на все махнуть рукой и больше в институт не возвращаться. В самом деле, у меня свои литературные заботы, и я все равно не собирался стать учителем, это не мое призвание, так что как-нибудь обойдусь и без диплома. Но коллеги-студенты пристыдили меня, мол, осталось сделать так мало, и у меня будет законченное высшее образование.
Беседа с новым деканом совсем обескуражила меня. Это был один из тех неудачливых преподавателей, который не пользовался у студентов уважением из-за своей неграмотности и неподготовленности, зато он на всех собраниях кого-то яростно разоблачал. На его счету было немало жертв из числа преподавателей. Видать, за эти «заслуги» он и стал очередным деканом.
Встретил он меня злобно, не ответив на мое приветствие, взял из ящика папку с моим «делом» и покачал головой:
— Да, очень интересно… — С ехидной усмешкой взглянул на меня — Ну и консультантов вы себе выбираете. Недаром говорят: рыбак рыбака видит издалека. Профессор Перлин… затем профессор Макс Эрик… Знаете, кем они оказались? У всех студентов консультанты — как консультанты, а у вас одни враги народа! Надо было бы и к вам получше присмотреться… Какие у вас были с ними отношения? Что-то я не слыхал ваших выступлений на собрании. Скольких врагов народа разоблачили? Ах, вы болели? Когда шла борьба с заклятыми врагами, вы вздумали болеть? Уж не политическая ли это болезнь? Мы тут боремся с диверсантами и шпионами, а вы прячетесь? Вы нам напишите о своих связях с этими профессорами, а мы обсудим на собрании…
На меня стали смотреть с подозрением. К этому времени уже оказались «врагами народа» многие мои знакомые и приятели не только в институте, но и в Союзе писателей, где я был членом бюро. В самом деле, меня окружало столько «врагов», а я никого из них не разоблачил, ни на кого не написал доноса…
Я выбежал, как ошпаренный, из кабинета бдительного наставника и старался обходить деканат десятой дорогой. Но вскоре меня вызвали снова и напомнили, что давно пора довести до конца дипломную работу, иначе меня исключат из института. Что-то я долго тяну лямку, не решил ли просто саботировать?
И определили мне очередного консультанта. Им оказался доцент, известный литературовед Феликс Якубовский.
Мой третий по счету консультант.
Мне оставалось только радоваться.
Я всегда любил веселых людей и презирал нытиков, мрачных субъектов, которые смотрят на свет божий унылыми глазами. Якубовский принадлежал к той категории людей, которые не лезут в карман за словом. Он был молод, энергичен, остроумен, его лекции отличались необычной виртуозностью. Даже экзамены у него проходили живо и интересно. Никто не волновался, не зубрил. Незаметно для студента Якубовский во время беседы выводил его на правильный путь и сразу улавливал, знает он предмет или нет.
Это был необыкновенный, работоспособный человек. В журналах и газетах часто появлялись его статьи о литературе, рецензии на книги. Голос Якубовского звучал и по радио. Встречались мы с ним и на писательских собраниях, часто беседовали, спорили; можно сказать, что с этим благородным человеком, крупным специалистом в своей отрасли, нас связывала дружба.
С некоторого времени я стал суеверным, и мы условились с Якубовским встретиться не дома, а в институте, в одной из свободных аудиторий.
По правде сказать, эта история с консультантами мне порядком надоела. Я решил самостоятельно написать свою дипломную работу и пойти на защиту. Однако в деканате не согласились: существует определенный порядок, и его надобно придерживаться, — объяснили