Мне ли адресованы эти строки? Неясно. Да, конечно, мне. Смысл загадочен, но, пожалуй, я не испытываю желания проникнуть в него и беспечно, как малое дитя, думаю: а зачем? Потом как-нибудь само выяснится. А вот странное слово «Маски»… Оно не дает мне покоя. Роюсь в толковом словаре и нахожу: контаминация английского и китайского, означает «ерунда, безделица». В общем, то же, что «ничего», словцо, излюбленное русскими.
Вчера засиделся допоздна, все размышлял о судьбе моего кузена Джона Роджера, о тщетности любых надежд и бренности мира, а встав наконец из-за стола, решил отложить на завтра дальнейшее знакомство с полученным наследством. С этой мыслью лег спать и быстро заснул.
Но загадочный кристалл, появившийся на печати с фамильным гербом, даже во сне не давал мне покоя, таких странных снов, как в ту ночь, мне никогда в жизни не снилось, во всяком случае, ничего подобного я не помню.
Алый яхонт сиял в вышине над моей головой. Вокруг была тьма, но от кристалла исходил тусклый свет, и вот свет его, вернее, единственный луч коснулся моего лба, в тот же миг я почувствовал, что между мной и сверкающим камнем установилась таинственная связь. Я пытаюсь освободиться от странных уз – они внушают мне страх – верчу головой, прячу лицо, но от луча не уйти… ворочаясь, я сделал жутковатое открытие – кажется, луч, исходивший из кристалла, вонзался в мой лоб даже тогда, когда я опускал голову и зарывался лицом в подушку. А сзади, я это явственно ощутил, моя голова стала лицом, чужим лицом, оно выступило у меня на затылке.
Я ничуть не испугался, но было неприятно, потому что теперь, с двумя лицами, как я понял, мне ни за что на свете не скрыться от светового луча.
Двуликий Янус[9], подумал я во сне, понимая, однако, что пытаюсь объяснить загадку, используя лишь скудные обрывки знания, которые получил когда-то на уроках латинского. Я решил, ну и ладно, можно на этом успокоиться, однако покоя не настало. Янус! Глупости, при чем тут Янус, а если и правда Янус, то что все это значит? Во сне мысли с досадной настойчивостью вертелись вокруг вопроса: что все это значит? И никак не удавалось понять, кто же в таком случае я? Итак, я мучился от непонимания самого себя, а тем временем кристалл медленно, очень медленно опустился и повис прямо над моей головой. Мне показалось, что этот сверкающий камень несет в себе нечто донельзя чуждое, предельно чуждое, то, для чего у меня решительно не находилось слов. Любой минерал с далекой планеты и тот был бы мне ближе…
Странно, вот и сейчас, размышляя об удивительном сновидении, я почему-то вспомнил библейский рассказ о голубе, прилетевшем с небес, когда святой отшельник Иоанн крестил Иисуса Христа.
А во сне ко мне неотвратимо приближался алый кристалл, и вот яркий луч ударил мне прямо в темя, вернее, в место соединения двух голов. Жгучий ледяной холод постепенно пронизывал меня. От холода, который, между прочим, вовсе не был неприятным, я проснулся.
Всю первую половину дня я растратил попусту, непрестанно раздумывая о смысле странного сновидения.
Однако постепенно я с большим трудом восстановил одно смутное воспоминание из моего раннего детства – припомнил разговор, вернее, рассказ, то ли прочитанный в книге, то ли от кого-то услышанный, впрочем, сейчас это не имеет значения. Речь там шла о кристалле и каком-то лике, а может, человеке, но совершенно точно помню, что его имя было не Янус. И перед моим мысленным взором возникла туманная картина.
В раннем детстве я любил забираться на колени к моему деду, благородному лорду, бывшему всего лишь владельцем поместья в Штирии, и старик, качая меня на коленях, рассказывал всевозможные, не вполне понятные мне тогда истории.
Все сказки, которые сохранились в моей памяти, я впервые услышал от деда, и, можно сказать, сам он тоже был фигурой сказочной. Однажды дед завел речь о снах. «Сны, – говорил он, – дают высокие права, несравнимые с любыми привилегиями, какие могут принести тебе, мой мальчик, знатный титул и владение родовыми землями. Хорошенько это запомни. В один прекрасный день ты станешь моим полноправным наследником, и я оставлю тебе в наследство наш фамильный сон, сон потомков Хьюэлла Дата». И таинственным, приглушенным шепотом, словно опасаясь, как бы сам воздух в комнате не услышал, дед поведал, не забывая в то же время подбрасывать внука на коленях, легенду о драгоценном яхонте, который находится в далекой стране, куда смертным пути заказаны, куда можно попасть лишь в одном-единственном случае – если твоим провожатым станет человек, превозмогший смерть… А еще дед рассказал о ком-то, чья двуликая голова увенчана золотой короной с сияющим кристаллом. Но кто же он? Помню только, дед говорил о нем будто о нашем родоначальнике или семейном пенате… Память подвела, больше ничего не помню, все тонет в густом тумане…
Ничего похожего на сон, о котором толковал дед, мне не снилось… до нынешней ночи! Так это и есть «сон потомков Хьюэлла Дата»?
Ломать голову бесполезно. К тому же мои размышления были прерваны приходом посетителя, моего русского приятеля Сергея Липотина, старого антиквара, владельца лавки на Верренгассе.
Липотина в городе прозвали Господин Ничего; раньше он был придворным антикваром российского императора и по сей день сохранил весьма представительную внешность, несмотря на то что злоключений выпало на его долю немало. В прошлом миллионер, большой знаток восточного искусства, эксперт, мировая величина, а ныне старый, безнадежно сломленный и тихо доживающий свой век мелкий лавочник, торгующий подобранными там и сям китайскими вещицами. Однако Липотин остался живым воплощением царской России. Благодаря его безошибочно верным отзывам я приобрел несколько замечательных раритетов. И вот что странно: если мне безумно хотелось приобрести какую-то редкостную антикварную вещь, но она, как назло, не продавалась, не было случая, чтобы Липотин вскоре не принес такую же или на нее похожую.
Сегодня, поскольку ничего иного, заслуживающего внимания, не нашлось, я показал старику, что мне прислали из Лондона. Липотин с похвалой отозвался о некоторых старинных гравюрах, назвав их rarissima[10], заинтересовался также медальонами эпохи Возрождения: отменная немецкая работа, сказал он, тонкие вещи, не какие-то ремесленные поделки. Наконец он заметил герб Роджеров и вдруг замолчал, уставившись на него в глубокой задумчивости, словно опешив. Я спросил, что его так удивило. Липотин пожал плечами, закурил и ни гугу.
Потом мы немного поболтали о том о сем. Уже собравшись уходить, Липотин как бы невзначай обронил:
– Знаете, наш славный Михаил Архангелович Строганов, видимо, не протянет долго, вряд ли докурит