Холодная ярость охватила меня, я приосанился и крикнул уроду за зеркальным стеклом:
– Свинья! А кто же ты, коли не отвратный боров, с головы до пят замаранный уличной грязью? И ничуть не стыдишься? Или никогда не слыхал – “и вы будете, как боги“?[25] Сюда смотри, на меня! Где в тебе хотя бы малейшее сходство со мною, потомком Хьюэлла Дата? Нет и в помине! Негодный ты, потасканный и грязный призрак, а не баронет, человек благородного звания. Потрепанное пугало огородное, а не магистр свободных искусств. Довольно, хватит скалиться пренагло в лицо мне! И ты, и зеркало сие пусть тысячей осколков падут ниц предо мной!
И я занес руку для удара… тут некто в зеркале тоже поднял руку, и почудилось, будто молит он о пощаде, хотя, может статься, сие лишь померещилось моей воспаленной хмельной фантазии.
Глубокая жалость к приятелю из зеркала внезапно пронзила мою душу, и я сказал:
– Джон! Хотя навряд ли ты, свинья, заслуживаешь сего почтенного имени… Джон, заклинаю тебя колодезем святого Патрика[26], одумайся! Обрати помыслы свои к добру, возродись в духе, ежели хочешь и впредь оставаться верным моим спутником. Воспрянь же наконец, чертов пропойца!
И в тот же миг отражение в зеркале горделиво расправило плечи, чего и следовало ожидать, коли поразмыслить о том на трезвую голову, но в хмельном угаре я порешил, что зеркальный мой приятель и впрямь вознамерился изменить нрав свой к лучшему, а потому, взволновавшись до глубины души, я воскликнул:
– Ах, свинский собрат мой, стало быть, ты уразумел, что отныне не должно тебе жить по-прежнему! Отрадно мне, друг дорогой, видеть твое стремленье к духовному возрождению, ибо… – тут из глаз моих хлынули слезы умиления и жалости, – ибо в ином случае что станется с тобою?
Тот, к кому обращался я с речами, в свой черед лил слезы, что еще более укрепило меня в нелепом заблуждении, будто бы изрек я слова изумительно мудрые, и я продолжал речь, обращенную к кающемуся грешнику:
– По великой милости Всевышнего, падший собрат мой, ты ныне явился мне в прискорбной своей бедственности. Пробудись же и сверши столь многое, что тебе под силу, а я… обещаю!.. я впредь не буду с тобой, нынешним, знаться и… и… – Судорожная икота, вызванная выпитым вином, сдавила горло и принудила меня умолкнуть на полуслове.
Но тут – ужас леденит душу! – в ответ раздался голос моего зеркального двойника, ровный и мягкий, однако прилетавший словно бы издалека и как бы шедший через длинную трубу:
– …и не найду ни покоя, ни отдыха, пока не взяты будут прибрежные земли Гренландии, страны под небесами, озаренными северным сиянием… Пока не ступит нога моя на ту землю, пока не покорится Гренландия моей силе… Завладею Гренландией – завладею королевством заморским и короной Англии!
Голос умолк.
Как добрался я, нетрезвый, до постели, не помню. Смятение в мыслях настало великое, противиться ему не было силы. Мысли кипели и бурлили надо мной, как бы до меня самого не касаясь.
Они были превыше меня, однако же я их направлял.
Из зеркала ударил вдруг яркий луч… вот она, суть роившихся надо мной мыслей, – падучая звезда! Луч поразил меня и пронизал насквозь, но заскользил в будущее, он озарил всех ныне еще не рожденных моих потомков! Вспышка сия есть посыл в грядущие столетия.
Я поспешил запечатлеть сей феномен и дрожащей рукой описал его, насколько сумел, в дневнике. После чего, мысленным взором оглядевши таинственным образом представшую в моем воображении долгую галерею венценосцев, которым суждено продолжить мой род, я, не расставаясь с сими образами, погрузился в сон.
Ныне постиг: коли стану я королем Англии – а что может воспрепятствовать осуществлению чудесного, сверхъестественного и все ж таки явившегося моим чувствам откровения? – коли стану королем Англии, то на троне, на каковой первым взойду я, будут в дальнейшем восседать мои сыны, внуки, правнуки. Хо-хо! Я вижу пред собой святую истину! Клянусь знаменем святого Георгия, вижу и путь к ней! Я, Джон Ди.
В день святого Павла[27], лета 1549-го.
Ныне долго размышлял о пути моем к престолу.
Грей[28] и Болейн[29] – сии имена наличествуют в нашем родословии. Стало быть, королевская кровь течет в моих жилах. Король Эдуард[30] хвор и немощен. Скоро уж кровохарканье уложит его в гроб. За престол будут бороться две женщины. Где же знамение Господне?.. Мария?[31] – Игрушка в руках католиков. Уж если кто вовек не признает меня своим другом, так это попы. Вдобавок Марию точит тот же недуг, что и брата ее, Эдуарда. Чахотка. Кашель. Тьфу ты, пропасть! И руки у нее всегда влажные и холодные.
Стало быть, судьбе и Богу угодна другая – Елизавета. Наперекор всем козням врага рода человеческого восходит ее звезда.
Каковы мои диспозиции? Я был представлен ей. Дважды в Ричмонде и в третий раз в Лондоне. В Ричмонде я для нее достал из пруда лилию, испачкав при сем туфли и чулки.
А в Лондоне… Ну что же… Прикрепил ленточку на ее платье, как раз на бедре, за что она отблагодарила меня пощечиной. Думаю, для начала немало.
Отправил в Ричмонд надежных лазутчиков. Надобно найти какой-то предлог…
О расположении и умонастроениях леди Елизаветы поступили добрые вести. Ей надоели ученые занятия, она жаждет приключений. Знать бы, где нынче обретается московит Маски!
Нынче прислали карту Гренландии, ту, что я выписал из Амстердама, увраж любезного друга моего, мастера картографии Герарда Меркатора[32].
В день святой Доротеи[33].
Нынче объявился у меня Маски. И сразу вопросил, не может ли чем услужить. У него, мол, имеются новые диковины азиатские. Приход московита поверг меня в изумление, ибо в недавнее время тщетно пытался я его разыскать. Маски упросил меня сохранить в тайне это посещение. А пребывание московита в моем доме ныне дело нешуточное, может и головы стоить. У епископа Боннера во всех щелях доносчики и шпионы.
Маски показал два шарика из слоновой кости, красный и белый, каждый состоит из двух полусфер, соединяемых посредством резьбы. Никакой особой ценности я в них не усмотрел, но оба купил, отчасти по причине собственной ретивости, отчасти желая Маски к себе расположить… Он обещал мне всяческое содействие. Я попросил его приготовить действенный любовный эликсир, колдовской напиток, что пробуждает любовь испившего сего зелья и дарует