До чего же ярка и солнечна у нас весна! Немолчным говором наполняют воздух скворцы, быстрокрылые ласточки неутомимо носят в клювах комочки глины и, как искусные строители, лепят гнезда — полукруглые балкончики — над окнами нашего дома.

Воскресный день. Я сижу за столом и с увлечением наблюдаю в окно за крылатыми хлопотуньями. У меня уже нет ни сил, ни желания заглянуть в учебник арифметики. Тут же на столе чистая тетрадь и чернильница-непроливайка с торчащей в ней ручкой. Но мои глаза не хотят смотреть в учебник, а пальцы отказываются прикоснуться к ручке, хотя я знаю, что вечером должен пойти к Герандоко с выполненным уроком.

А ласточки все носят и носят свой «строительный материал»… Уцепившись лапками за стенку, птица прикладывает комочек и совсем по-человечьи, быстрым взглядом окидывает постройку, словно радуясь своей работе. Прощебетав что-то веселое, ласточка проворно улетает за новым комочком.

Я смотрю на крылатых тружениц и невольно восхищаюсь. Сколько в них прилежания, упорства! Наверное, уже тысячи километров пролетели они без отдыха, а все работают и работают. А я?..

Но сразу же нахожу оправдание: целый месяц занимаюсь — с утра в школе, вечером у Герандоко. Разве я не имею права на передышку? Мне становится очень жалко себя.

Тик-так, тик-так… — стучат ходики. Заглядываю в конец учебника — в ответы. Нет! Не сходится… Тик-так, тик-так… Маятник словно издевается надо мной. «Нет, не так, нет, не так!» — со злостью отвечаю я ему и снова яростно принимаюсь за решение… Но опять: не так, не так…

А на дворе весна. Греет землю теплое солнышко. Речушка наша забурлила, и до меня издалека ясно доносится ее шум. Сейчас мои товарищи, наверное, гоняют по поляне мяч. И все это — ребята, речка, теплые лучи солнца — неудержимо тянет к себе.

Последний раз бросаю взгляд на резвых ласточек и… ухожу из дому, оставив на столе учебники и тетрадь с нерешенным примером.

— Ахмед, в ворота! — едва завидев меня, кричат ребята, надеясь, видимо, что я спасу их от полного разгрома.

Я бросился на поле и стал между двумя валунами, изображавшими ворота.

Настоящего футбольного мяча у нас не было. Играли самодельным. Он то и дело проскакивал мимо меня и оказывался в воображаемой сетке.

— Вратаря вон из ворот!.. Позор! — с негодованием кричали болельщики.

И надо же было случиться, что все это видела и слышала Марзидан! Длиннокосая Марзидан — ученица нашей школы, та самая Марзидан, в чьих глазах я стремился прослыть лучшим футболистом, непобедимым героем. Почему? Кто знает… При виде ее я всегда терялся, краснел до ушей. Однако делался нарочито озорным, даже дерзким. И, конечно, смешным! И все для того только, чтобы обратить на себя ее внимание.

И вот теперь она слышит, как мне кричат со всех сторон: «Вон из ворот!» Разумеется, это не прибавляло мне ни сообразительности, ни ловкости. Я играл все хуже и хуже. Во втором тайме пропустил в свои ворота два мяча и один загнал сам. Матч закончился с позорным для нашей команды счетом — 0:5.

Я страшно переживал. Дело было не только в том, что Марзидан видела мою скверную игру. Я уже не чувствовал себя таким быстрым и точным игроком, каким был раньше. Обиженный на самого себя и на весь мир, я направился домой.

— Ахмед, пойдем с нами в лес, нарвем черемши! — остановили меня ребята.

В лес за черемшой?.. Отец очень любил ее. Он говорил, что в ней много витаминов.

Я подумал, что стоит только появиться черемше в нашем доме, как снова почувствую рядом отца, съем черемши и снова стану сильным и ловким.

Какой пьянящий запах царит в нашем лесу в мае! Распустившиеся фиалки, белые колокольчики ландышей, выглядывающие из глянцевито-зеленых листьев. На кустах волчьих ягод шапки нежно-розовых лепестков и черемша, чудесная черемша! Аромат исходит от самой сырой земли, подогретой лучами весеннего солнца, от прошлогодних плодов диких яблонь, груш, кизила, мушмулы, листьев деревьев и трав.

Словно завороженные этим чудом весны, мы остановились и замолкли. Но только на мгновение. Затем мы устремились дальше в лес. И скоро вышли на небольшую поляну, усеянную множеством цветов.

— Нарвем? — крикнул я.

— Ты что, девчонка? — презрительно фыркнул один из товарищей и тут же предложил помериться с ним силой.

Бороться мне совсем не хотелось, но не принять вызов считалось у нас позором. Затянув потуже пояс, чтобы противнику не за что было ухватиться, я двинулся ему навстречу и тут вдруг увидел, что над невысоким деревом в беспокойстве кружилась горлица. Она отчаянно взмахивала крыльями и тревожно кричала.

— Что с ней? Смотрите, ребята! Носится как ошалелая…

Мы заинтересовались странным поведением птицы и подбежали к ней.

— Змея! — вдруг воскликнул Черный Коротыш. — Смотрите, змея!

Вверх по стволу ползла большая змея с черной зубчатой полосой вдоль оранжевой спицы. А на одной из верхних веток прилепилось гнездо горлицы. Два птенца высовывали из гнезда головы и неумолчно пищали.

— Палку!.. Ищите палку! — Эльдар и вслед за ним ребята бросились в лес, а я остался на поляне.

Змея медленно ползла к гнезду. Горлица отчаянно кричала, словно предупреждая птенцов, а они верещали, прося пищу.

«Что же делать? Неужели вот так стоять и ждать, пока змея расправится с беззащитными птенцами?» — думал я.

А змея была уже совсем близко от гнезда.

«Будь что будет!» Я бесшумно подобрался к дереву, схватил змею за скользкую, холодно-чешуйчатую шею и оторвал от ствола. Высунув раздвоенный язык, змея угрожающе зашипела. Чувствуя, что мне не задушить гадину, я изо всех сил ударил ее о толстый ствол соседнего дерева. Оглушенная, она обмякла. И когда прибежали ребята с палками, я бросил змею им под ноги:

— Приканчивайте!

Пернатое семейство успокоилось, а мы, пожелав ему добра и мира, углубились в лес.

То ли потому, что побывал в весеннем лесу, то ли оттого, что так удачно расправился со змеей, а скорее всего, оттого, что снова был среди друзей и нес в руках охапку черемши, которую так любил отец, — я возвращался домой в чудесном настроении. Я снова чувствовал себя уверенным и смелым и совсем не думал, как оправдаюсь перед Герандоко за неприготовленные уроки и как объясню дома, где пропадал целый день. Поэтому вопрос матери, был ли я у Герандоко, застал меня врасплох. Я пролепетал первое подвернувшееся на язык слово: «Был».

— А откуда у тебя черемша? — спросила диса.

У вранья есть своя логика. Сказав одну неправду, пришлось сказать и другую:

— Мне дали ее ребята…

Но ложь, будь она трижды проклята, без ног: убежать не может и очень быстро обнаруживается.

Едва мать успела зажечь керосиновую