А когда, привлеченные неожиданным появлением чужого человека, во двор пробрались соседские ребятишки, Анна Сергеевна немедленно разговорилась с ними, как будто они давно были ее друзьями, и даже затеяла какую-то веселую игру.
Диса ничем не выдавала своего неодобрения. У Анны Сергеевны не возникло даже мысли, будто она делает что-то не так.
Но от меня диса не скрыла своего недовольства. Когда гостья уснула, диса подошла к моей постели.
— Ты не спишь, Ахмед? Подумай только, едва появилась на пороге, — назвала тебя своим сыном! Во дворе бегает, как мальчишка, никого не стесняется… По всему видно — в голове у нее ветер. Да разве она сможет воспитать тебя? Разве смогу я быть за тебя спокойной хоть одну ночь?
И утром, со слезами на глазах, решительно заявила:
— Нет, сынок, не могу доверить тебя этой женщине!
А мне все больше и больше хотелось учиться и жить в Москве у Леонида Петровича, и я втайне от дисы рассказал обо всем Герандоко.
Не знаю, какие волшебные слова нашел Герандоко, но уже через два дня мы с Анной Сергеевной сидели в вагоне поезда, стремительно мчавшего нас в Москву.
Часть вторая
МОИ ПРИКЛЮЧЕНИЯ в МОСКВЕ…
Вот и сбылась моя мечта: я в столице! Какая же она огромная, и сколько здесь людей! Считай, считай — не сочтешь. А магазины!.. Одна витрина нарядней другой. В особенности по вечерам, когда зажигаются огни. Первое время я только и делал, что ходил по московским улицам и смотрел, смотрел.
Анна Сергеевна водила меня в зоопарк. Вот где здорово! Маленькие лошадки — пони, огромные слоны, медведи, тигры и львы, красавицы косули, всевозможные птицы, змеи, обезьяны. Но больше всего мне понравилась лужайка, где забавно играли друг с другом, кувыркались, перекатывали мяч малыши лисята, щенки, медвежата.
Мы с Анной Сергеевной пробыли в зоопарке почти весь день. Я ничуть не устал и только жалел, что нет здесь моих кожежских друзей.
Все-все в Москве мне нравится. Вот это город! Улицы длинные, дома высокие, а около самого Кремля на Красной площади — Исторический музей. Мы его в первый же день увидели. Это, наверное, самый главный музей, недаром там Анна Сергеевна работает. Конечно, она не говорила, что Исторический музей главный, но я сам все понял: вон он какой большой и здание совсем особенное.
Дом сложен из такого же красного кирпича, как и кремлевские стены. Построен он с фасоном: выступы, узоры, маленькие шалашики по стенам первого яруса, а на самом верху два минарета — такие есть и на кожежской мечети, только эти в пять или в десять раз выше и концы у них острые как стрелы.
Анна Сергеевна рассказывает, рассказывает, когда музей создан да кто его строил, но меня не это интересует. Ума не приложу: как могли по одному кирпичику выстроить такую махину? Как не падают стены? Строить на такой высоте не то, что бороновать кукурузу на коровах. Сорвешься — и костей не соберешь!
Мы вошли в музей.
Анна Сергеевна со всеми меня знакомила и каждому говорила:
— Мой сын, он приехал с Кавказа…
Пришло множество людей. Они поздравляли Анну Сергеевну, жали мне руку.
Потом повели по музею.
Я шел рядом с Анной Сергеевной. Она показывала какие-то древние кости и стрелы, рассказывала, какой народ где жил, но тут я увидел картины, на которых была изображена битва русских с французами в 1812 году. Артиллеристы стреляли, и густой дым клубами вылетал из пушек, конники рубились, падали с седел… Все это было очень интересно.
Но Анна Сергеевна тянула меня куда-то дальше, пока не привела к каменным бабам, какие у нас стоят в степи, и начала объяснять:
— Это знаменитый малокабардинский надгробный памятник. Он привезен с твоей родины.
Мне было обидно, что она увела меня от картины о войне, и я сказал:
— Таких памятников у нас много и на дорогах, и у родников…
— Но это же единственный в своем роде! — возмутилась Анна Сергеевна. — Посмотри: тут есть надпись. Она доказывает, что кабардинцы еще в шестнадцатом веке пытались создать свою письменность. Тогда они приспособили для своих нужд греческий алфавит.
Очень может быть, что эта каменная баба и единственная. Но здесь, в полутемном зале, где надо ходить тихо, разговаривать шепотом и слушать непонятные объяснения, мне скоро надоело. И я был очень рад, когда мы выбрались на Красную площадь.
Потом мы осматривали светлую, многоэтажную школу на Большой Бронной, в которой я буду учиться, и университет, куда я поступлю после окончания школы.
— Здесь учились лучшие люди России, — говорила Анна Сергеевна. — По этим длинным, узким коридорам ходили Грибоедов, Лермонтов, Герцен, Чехов…
Я остановился, не смея шагнуть дальше. Как можно идти по коридору, в котором до сих пор живут тени великих людей! Неужели мне посчастливится сидеть в аудитории, где слушал лекции Лермонтов?
Анна Сергеевна по своей привычке принимается рассказывать, кто и когда строил эти здания, когда их перестраивали, а я ничего не слышу. Я думаю о том дне, когда войду сюда студентом. Анна Сергеевна уже тянет меня к выходу, а я все стою у дверей аудитории — так называются здесь классные комнаты. Солнце золотит покатые столы, они ярусами уходят чуть ли не под самый потолок…
Но вот мы снова на улице. Настроение у меня преотличное. А впечатлений столько, что хватило бы рассказов на трое суток — не меньше.
И вот мы вернулись домой. Теплый ветер шевелит занавески на окнах, в комнатах прохладно, уютно и чисто. Играет радио.
— Ахмед, когда ты напишешь маме? — спрашивает Анна Сергеевна.
Да, в самом деле давно пора. Напишу дисе, какая прекрасная Москва, как все здесь нравится мне. Сначала, конечно, нужно написать:
«Дорогая диса! В первых строках моего письма шлю тебе привет с пожеланием доброго здоровья. А если ты хочешь знать обо мне, то я жив и здоров…»
Но сейчас впечатления переполняли меня, и я начал строчить по-своему, позабыв обо всем на свете.
«Ах, диса, что за чудо Москва! Вот это город! Здесь не домики, не дома, а домищи: пять, семь, десять этажей… Как могли люди соорудить такие здания? Кирпичик к кирпичику, а махина-то какая получается. На улицах вечером зажигаются электрические фонари, и тогда, пожалуйста, ходи, прогуливайся — светло как днем… А сейчас, диса, я тебе напишу такое, чему ты, наверное, не поверишь. Но только это правда. Есть в Москве магазины, из окон которых, вытаращив глаза, смотрят на тебя самые настоящие медведи, а рядом с ними — лисята и птицы на ветках. Только они не живые. Это чучела. Но до чего же похожи на живых, точь-в-точь как в зоопарке, где я уже был