Но ничего подобного не существует. Одним из аргументов в пользу этого утверждения оказывается рассмотрение выполненных на протяжении многих лет исследований, посвященных выявлению представителей среднего класса. Полистайте эти исследования и аналитические доклады, опубликованные политическими и консалтинговыми компаниями, аналитическими центрами, институтами развития, маркетинговыми агентствами, государственными структурами и центральными банками, и вы найдете столько же критериев выявления среднего класса, сколько и полученных результатов. В особенно затруднительном положении оказались статистики, которым необходимо найти универсальные критерии количественного измерения. В богатых странах люди обладают жизненными, трудовыми и потребительскими стандартами, о которых подавляющее большинство населения мира – включая тех, кого с наибольшей вероятностью можно отнести к тем самым доблестным новым представителям глобального среднего класса, – может только мечтать. Какая возможная классификация способна охватить их всех?
Существует много вариантов группообразования. Один из них – по роду занятий, когда представителями среднего класса считаются всевозможные квалифицированные обладатели высшего образования, менеджеры и специалисты, а также практически все остальные, кто не занят ручным трудом. Этот подход соблазнительно прост для понимания ровно до того момента, пока мы не задумаемся о множестве профессионалов из «белых воротничков», которые не обладают полной занятостью и пребывают в бедственном положении, или, наоборот, о высокооплачиваемых недипломированных специалистах, которые столь же очевидным образом выпадают из данной классификации. Еще один популярный критерий выделения среднего класса – его относительная неподверженность бедности: в таком случае средним классом считаются те, кто обладает значительными ресурсами, чтобы защитить себя от неминуемых голода и нужды. Но и здесь все мы слышали ужасающие истории о высокостатусных представителях среднего класса, внезапно рухнувших «из князей в грязь» в результате различных кризисов – личных, в отдельно взятой стране и на глобальном рынке. Некоторые исследователи обращаются к такому критерию, как уровень располагаемого дохода, относя к среднему классу любого имеющего заработок, чей доход на некоторую устойчивую величину превосходит тот, что уходит на ежедневное содержание их домохозяйства, а следовательно, они имеют возможность приобретать товары, не относящиеся к предметам первой необходимости. Подобный подход обманчиво допускает наличие стабильных доходов, из которых можно высчитывать расходы и выделять некие фиксированные доли, хотя в действительности в нашем мире денежные средства поступают в домохозяйства и утекают из них крайне нерегулярным образом. Другие исследователи определяют средние классы по абсолютным уровням дохода. Они сталкиваются с аналогичными проблемами, и даже в том случае, когда доходы корректируются на страновые индексы цен, появляются некоторые вопросы. Одно дело – сравнительная ценность денег, и совсем другое – что именно люди могут с ними сделать, учитывая материальную и социальную инфраструктуру там, где они живут, а также политическую обстановку, с которой им приходится иметь дело. Люди, обладающие сопоставимыми уровнями дохода в разных странах, отличаются друг от друга так сильно, что сложно представить, что они принадлежат к одной и той же группе. Впрочем, есть и те, кто приравнивает средний класс к получателям среднего дохода: в таком случае представителями среднего класса оказываются те, кто находится на медианной ступени шкалы распределения доходов в соответствующей стране. Тем самым сравнения между разными странами оказываются невозможными, а кроме того, в каждой отдельно взятой стране различие между теми, кто получает средний доход и немного ниже среднего, настолько незначительное, что убедительно отличать их представителей друг от друга практически невозможно. Наиболее же любопытным критерием является тот, который твердолобые количественные исследователи называют субъективным – он подразумевает, что надо просто опросить людей, предложив им отнести себя к какой-либо категории. Но такой подход оказывается лишь ловушкой для исследователей, поскольку в качестве среднего класса себя идентифицируют в целом гораздо больше людей, нежели то количество его представителей, которое можно выявить на основании любого другого критерия. Так обстоит дело практически повсеместно, причем указанная особенность относится к тем, кто в ином случае считался бы находящимся как выше, так и ниже специально выделенного среднего уровня[1].
И если исследователи проявляют неуверенность относительно определения среднего класса, то представителям государства и бизнеса подобные колебания несвойственны. Медиаперсоны демонстрируют широкий консенсус по поводу того, что средний класс – это некая действительно хорошая штука, однозначно порицая его сжатие и приветствуя его рост. Так называемый средний класс также дорог политикам слева и справа, консервативным и либеральным – все они претендуют на то, чтобы выражать интересы среднего класса в продвигаемых ими решениях. Аналитические центры и консалтинговые компании помогают политическим акторам апеллировать к среднему классу – к идентифицирующим себя в качестве его членов или стремящимся ими стать. И пока они выдвигают стратегии расширения среднего класса, маркетологи направляют действия топ-менеджеров корпораций по обслуживанию фантазий среднего класса. Объединяя усилия с профессиональными исследованиями и журналистами, эти акторы ассоциируют средний класс с неким набором желательных социальных и экономических параметров. В частности, они выделяют такие основополагающие признаки среднего класса, как стабильность, консюмеризм, предприимчивость и демократия, а затем представляют эти характеристики взаимосвязанными: одна естественным образом ведет к другой, порождая экономический рост, модернизацию и коллективное благосостояние[2].
Между тем социальные исследователи, взявшие на себя труд изучения жизни людей, которые, предположительно, входят в ряды нового глобального среднего класса, выражают серьезное сомнение относительно каждого из перечисленных признаков. В их описаниях людей объединяет не процветание, а мучительная нестабильность, отягощенное долгами имущество и вынужденная переработка. Эти исследователи сообщают о склонности подобных людей копить имеющиеся у них избыточные деньги или вкладывать их в такие вещи, как жилье или страховые полисы, а не тратить свои располагаемые доходы на потребительские товары. Они предпочтут постоянный заработок, как только им представится такая возможность, а погоня за рискованными предпринимательскими доходами чаще оказывается вызвана нуждой приспосабливаться к отсутствию стабильной занятости. Кроме того, они демонстрируют политический прагматизм, поддерживая любые партии и любые политические меры, которые способны защитить их интересы, а не встают безоговорочно на защиту демократии – это легко обнаружить в недавней истории Латинской Америки и в современном Китае[3].
Все это означает, что «средний класс» представляет собой исключительно расплывчатую категорию, которая не имеет четких границ и не является убедительно позитивной. Однако ее неопределенность никоим образом не выступает препятствием для ее всеобъемлющей мобилизации. Понятие «средний класс» обладает громадной популярностью в транснациональном масштабе, которая выражается не только в высказываниях политических и экономических лидеров об интересах, достоинствах и притязаниях среднего класса, но и в готовности людей всех жизненных укладов по всему миру определять себя как представителей среднего класса. Поэтому, когда антрополог сталкивается с имеющей столь высокую оценку, но при этом столь плохо очерченной категорией, видя, что эта категория тем не менее столь энергично используется политиками, институтами развития, корпоративными акторами и специалистами по маркетингу,