– Говоришь, маленькая?
– Примерно такая. – Сасаки очертил пальцами в воздухе куб сантиметров в десять. – И не тяжелая.
– Что-нибудь по работе?
Сасаки помотал головой:
– Ничего подобного. Стопроцентно частная передачка. Почтой отправлять не хочу – боюсь, с ней что-нибудь произойдет. Желательно передать с кем-нибудь из знакомых. По хорошему, нужно бы это сделать самому, но совершенно нет времени…
– Важная вещица?
Сасаки слегка скривил поджатые губы и кивнул:
– Можно не переживать, ничего хрупкого или горючего. Достаточно довезти и все. На досмотре в аэропорту никто не придерется. Она не доставит никаких неприятностей. Просто у меня не лежит душа отправлять почтой.
На Хоккайдо в феврале наверняка холодно. Но Комуре это безразлично.
– И кому там передать?
– Моей младшей сестре.
Комура нисколько не думал о том, как провести время. Строить планы не хотелось и предложение он решил принять. Причин для отказа не нашлось. Сасаки сразу же позвонил в авиакомпанию и заказал билет до Кусиро. Вылет вечером третьего дня.
Наследующий день на работе Сасаки передал Комуре маленькую коробочку в коричневой обертке, похожую на урну под прах. На ощупь, казалось, из дерева. Как и говорил Сасаки, почти ничего не весила. Поверх бумаги обмотана широкой и прозрачной клейкой лентой. Комура повертел коробочку в руках, слегка потряс – никакого звука.
– Сестра приедет встречать в аэропорт. Сказала, что непременно подготовит вам ночлег. Стойте на выходе в зале прилетов с коробкой в руках. Не беспокойтесь – аэропорт там небольшой.
Собирая вещи, Комура замотал коробку в смену белья и уложил в сумку. Самолет оказался намного полнее, чем он предполагал. Комура лишь качал головой, недоумевая, зачем стольким людям лететь посреди зимы из Токио на Хоккайдо.
Газеты по-прежнему пестрели статьями о землетрясении. Усевшись на место, Комура от корки до корки прочел утренний выпуск. Число погибших продолжало расти. Многие районы оставались без света и воды, люди лишились крова. Открывались факты один жутче другого. Однако в глазах Комуры все детали казались на удивление плоскими, без глубины. Все звуки доносились будто издалека, монотонным эхом. По-настоящему занимало его одно – мысли о жене, которая все больше и больше отдалялась от него.
Он механически пробежал глазами статьи о землетрясении, затем снова подумал о жене и опять уставился в статью. Утомившись думать и водить глазами по строкам, он задремал. А очнувшись, опять подумал о жене. С какой стати она так серьезно, с утра и до вечера, забывая о еде, следила за сообщениями о разгулявшейся стихии? Что она во всем этом видела?
В аэропорту Комуру окликнули две молодые женщины, одетые в пальто одинакового цвета и дизайна. Одна – с ухоженной бледной кожей, высокая, с короткой прической. У нее как-то странно выступала перемычка от основания носа к полной верхней губе – словно у короткошерстных копытных. Вторая девушка, ростом пониже, казалась вполне симпатичной, если бы не нос-пуговка. Волосы – прямые, до плеч, открытые уши, на мочке правого – две родинки: они бросались в глаза из-за сережек. Обеим женщинам, похоже, лет по двадцать пять. Они повели Комуру в кафе аэропорта.
– Меня зовут Кэйко Сасаки, – представилась та, что покрупнее. – Наслышана о вас от брата. А это моя подруга Симао.
– Рад познакомиться.
– Здравствуйте, – сказала Симао.
– Брат говорил, у вас недавно умерла жена? – Лицо Кэйко Сасаки стало соболезнующим.
– Да нет, не умерла, – после некоторой паузы откликнулся Комура.
– Как же? Брат позавчера так и сказал: мол, господин Комура на днях лишился супруги.
– Да нет же, просто развелся. Насколько я знаю, жива-здорова.
– Странно. Я не могла ослышаться, ведь это серьезно.
Похоже, перепутав факты, она расстроилась. Комура положил в кофе немного сахару и, бесшумно размешав, отпил глоток. Жидкость оказалась слабой и безвкусной. Даже не кофейная субстанция, а лишь ее символ. Комура удивился: «Постой, а что я здесь вообще делаю?»
– Нет, видимо, я все-таки ослышалась. Другого объяснения не нахожу, – несколько воспрянув духом, сказала Кэйко Сасаки. Затем глубоко вздохнула и слегка прикусила губу. – Извините за бестактность.
– Ничего страшного. По мне, так особой разницы нет – ушла и ушла.
Пока они разговаривали, Симао улыбалась и молча смотрела на Комуру. Похоже, он ей понравился – Комура понял это по всему ее виду и выражению глаз. Между ними повисла пауза.
– Первым делом я вам передам важный груз, – сказал Комура, расстегнул на сумке «молнию» и вынул из-под толстой футболки сверток. «Секундочку, я ведь должен был держать его в руках, – подумал он. – Это был сигнал. Как они поняли, что это я?»
Кэико Сасаки протянула руки, приняла сверток и посмотрела на него без всякого выражения. Прикинула вес на ладони и, как накануне Комура, потрясла возле уха. Затем улыбнулась Комуре: мол, все в порядке – и опустила себе в сумку.
– Мне нужно позвонить. Ничего, если я отлучусь? – сказала она. Повесила сумку на плечо и направилась к телефону-автомату в углу. Комура посмотрел ей вслед: выше пояса тело ее оставалось жестким, лишь то, что ниже поясницы, двигалось плавно и механически. Наблюдая за ее походкой, Комура поймал себя на странной мысли: словно в памяти отчетливо прояснилась какая-то картина прошлого.
– Вам уже приходилось бывать на Хоккайдо? – поинтересовалась Симао.
Комура покачал головой.
– Верно. Путь неблизкий…
Комура кивнул и осмотрелся:
– Хотя… сижу я здесь и совсем не ощущаю, что уехал далеко. Странно даже.
– Из-за самолета. Из-за скорости, – сказала Симао. – Тело движется, а сознание за ним не поспевает.
– Может, и так.
– Хотелось съездить куда-нибудь подальше?
– Пожалуй.
– Как не стало жены?
Комура кивнул.
– Но как далеко ни уезжай, от себя не убежишь, – сказала Симао.
Комура рассеянно изучал сахарницу, но тут поднял взгляд на женщину.
– Да, ты права. Куда ни податься, от себя не убежишь. Как от тени. Всегда следует за тобой по пятам.
– Наверное, любили жену?
Комура уклонился от ответа.
– Так ты, значит, подруга Кэйко Сасаки?
– Да, мы с ней такие закадычные подруги!
– Какие – «такие»?
– Вы не голодны? – тоже ответила вопросом на вопрос Симао.
– Не знаю. Вроде бы да. А вроде и нет.
– Поужинаем втроем чем-нибудь горячим? Поешь горячее – и на душе теплеет.
Машину – полноприводную «субару» – вела Симао. Судя по состоянию, пробег у малютки был тысяч двести. На заднем бампере – глубокая вмятина. Кэйко Сасаки расположилась рядом с водителем, Комуре досталось тесное заднее сиденье. Ездила Симао неплохо, но сзади жутко громыхало, подвеска оказалась ни к черту, скорости переключались рывками, печка – и та грела как попало. Закрой глаза – и полное ощущение, что бултыхаешься в стиральной машинке.
В Кусиро снег не скапливался. Лишь беспорядочно, словно вышедшие из употребления слова, громоздились по краям дороги грязные мерзлые глыбы. Низко свисали тучи, для заката еще не время, но вокруг было совершенно