— Мирьям должна в девять часов присутствовать на судебном заседании в Майнце, и у нее не было времени ждать, пока приземлится твой самолет. — В словах Хеннинга прозвучал упрек. — А у меня как раз было время. Да, кстати, как прошел ваш отпуск?
— Хорошо, — ответила Пия, быстро обменявшись взглядом с Кристофом.
«Хорошо» было явным преуменьшением. Эти три изумительные недели, проведенные в Китае, подарили ей настоящий отдых — впервые за последние годы. Хотя они были вместе уже достаточно продолжительное время, взгляд Кристофа все еще вызывал у нее внутри приятное, волнующее ощущение. Иногда ей не верилось, что на ее долю выпало счастье встретить такого человека. Они познакомились три года назад, летом, во время расследования одного убийства, когда Пия уже смирилась с тем, что остаток жизни ей придется провести в компании своих животных в Биркенхофе. Между ними сразу проскочила искра. Тогда Боденштайн подозревал его в совершении преступлении, что не соответствовало действительности.
Стояло прохладное майское утро. Пия немного замерзла. После четырнадцатичасового перелета она чувствовала, как грязная одежда прилипает к телу, и мечтала о горячем душе. Однако эта роскошь откладывалась на неопределенное время. Штрафная квитанция на автомобиле Хеннинга отсутствовала — возможно, по той причине, что он поместил за ветровым стеклом на видном месте табличку с надписью «Врач на вызове». Мужчины загрузили чемоданы в багажник, а Пия тем временем шмыгнула на заднее сиденье «Мерседеса».
— Какие у тебя планы? — спросила она Хеннинга, когда они выехали на автобан и направились в сторону Кельстербаха, поскольку из-за часа пик полоса в сторону Франкфурта была забита транспортом.
— А что? — спросил он с недоверием в голосе.
Пия закатила глаза. Никогда он не мог дать простой ответ на простой вопрос! Она потерла пульсирующие виски. За три недели отпуска комиссар полиции успела забыть о повседневных заботах, о работе и даже о грозившем ей судебном решении по поводу сноса Биркенхофа. Теперь же все это опять навалилось на нее. Пия, не колеблясь, продлила бы отпуск на неопределенное время, но, вероятно, подлинное счастье не бывает безграничным.
— Я должна быть в Келькхайме, там обнаружен труп, — сказала она. — Мне только что звонил шеф. Так что отпуск закончился.
Большие ворота приюта для животных были заперты. Парковочная площадка перед низким административным зданием пустовала. Марк нервно ходил вдоль забора и время от времени поглядывал на дисплей своего мобильного телефона. Четверть восьмого. Куда могла запропаститься Рики? Самое позднее, через двадцать минут ему нужно ехать. Учителя устраивали ему головомойку, если он опаздывал на занятия хотя бы на минуту, и тут же отправляли его матери сообщение по электронной почте. И все только из-за того, что за последнее время он пару раз прогулял школу… Совсем спятили. Почему его родители никак не хотят понять, что у него нет ни малейшего желания ходить в школу?
С тех пор как Марк вернулся из интерната, ему все казалось чужим и фальшивым. Он с удовольствием занялся бы чем-нибудь дельным вместо бессмысленного времяпрепровождения в школе. Чем-нибудь, связанным с животными. Ему хотелось иметь собственную квартиру с собаками и кошками, как у Рики и Яниса. Это было бы здорово. Но отца хватит удар, если он обратится к нему с подобным предложением. Учеба и экзамены на аттестат зрелости — обязанность, а пара семестров за границей — приятное развлечение. Ему грозил полный провал на экзаменах, а это почти прямая дорога в пропасть Харц-4[1].
Отсюда хорошо просматривалась асфальтированная проселочная дорога, ведущая в Шнайдхайн, но кроме пары человек, выгуливавших собак, никого не было видно. Полночи Марк просидел за компьютером, поскольку не мог заснуть. Как только он закрывал глаза, его одолевали воспоминания. Он отправил Рики эсэмэску, и она ответила, что в семь утра придет к приюту для животных. Сейчас уже половина восьмого. Марк решил поехать ей навстречу.
Когда судья приговорила его к восьмидесяти часам общественно полезных работ в приюте для животных, ему едва не стало дурно. Но потом он познакомился с Рики и ее другом Янисом, и вдруг его жизнь наполнилась новым, радостным содержанием. Работа в приюте доставляла ему удовольствие, и Марк продолжал приходить сюда даже после того, как отработал положенный срок. Казалось, в лице Рики и Яниса он обрел родных людей, новую семью, где ему всегда были рады. Янис внушал ему глубокое уважение. Они нередко обсуждали целыми вечерами темы, прежде совершенно не интересовавшие Марка: война в Афганистане, поселения в Израиле, прием в Германии узников Гуантанамо и конек Яниса — экологические проблемы. По всем вопросам он имел собственное мнение, и его взгляды коренным образом отличались от взглядов отца Марка, который возбуждался только тогда, когда речь заходила о налоговой политике федерального правительства, а также о левых и зеленых. У Яниса слова никогда не расходились с делом. Пару раз Марк ходил вместе с ним на демонстрации, и на него произвело сильное впечатление количество знакомых Яниса.
Он уже надел шлем и сел на мотороллер, когда на дороге показался темный «комби» Рики. Сердце подпрыгнуло у него в груди, когда она остановилась рядом с ним и опустила стекло.
— Доброе утро, — с улыбкой сказала женщина. — Извини, я немного задержалась.
— Доброе утро. — Марк почувствовал, что его лицо залилось краской. К сожалению, это была его обычная реакция.
— Помоги мне с кормлением, — предложила Рики. — И между делом мы поговорим, хорошо?
Марк немного поколебался. А-а, черт с ней, со школой. Все, что нужно знать в жизни, он уже и так знал. Все равно настоящая жизнь протекает где-то в другом месте.
— Хорошо, — согласился он.
Утренние лучи отражались от высокого стеклянного фасада футуристического здания, высившегося в деловой зоне, посреди аккуратно подстриженного газона, и напоминавшего потерпевший крушение космический корабль. Хеннинг припарковал свой «комби» на парковочной площадке, почти пустой, если не считать нескольких автомобилей. Он достал из багажника оба чемодана, и когда Пия попыталась взять у него один из них, только буркнул:
— Иди уже.
С того самого момента, когда четверть часа назад Хеннинг высадил Кристофа у ворот Биркенхофа, он угрюмо молчал. Пия, прожившая с ним шестнадцать лет, прекрасно знала все особенности его натуры и потому не