Сегодня, решила Оливия, она должна выглядеть достаточно привлекательно, но не вызывающе, — чтобы не оскорблять чувства всех этих мусульман (пойдем-ка мы на трюк). Надо обратить внимание на обувь — чтобы в ней можно было ходить, или, по крайней мере, стоять, не рискуя натереть мозоли. Она вытащила на свет дорогую, приковывающую внимание окружающих униформу (дизайнерские вещицы, туфли на высоком каблуке, в которых можно ходить, но опасно спускаться по лестнице, несколько дорогих побрякушек, чтобы ненароком блеснуть камушком) и свою обычную экипировку: ручку-баллончик с перцем, складную подзорную трубу, шляпную булавку (старомодное оружие самообороны от возможных приставаний на улице, верой и правдой служившее ее маме) — и конечно же, «Набор Робинзона».
После нескольких прикидок она остановилась на веселеньких сандалиях от Гуччи с высокой шнуровкой, простеньком неярком платье с прямым силуэтом, накидкой от Гуччи, чтобы прикрыть плечи. Подумала было, не накрыть ли голову, но вовремя осознала, что зашла слишком далеко. Улыбнувшись своему отражению в зеркале похотливой улыбкой (девица на разогреве перед бейсбольным матчем, да и только).
Оливия позвонила портье, чтобы вызвать такси. В последний момент перед выходом она запихала булавку для шляпы, баллончик с перцем и «Набор Робинзона» в сумочку от Луи Вуиттона. Туда же отправилась и миниатюрная записная книжка — на всякий случай. Барри еще придется локти кусать!
Прежде чем выйти из номера, решила еще раз глянуть, что передает CNN: не произошло ли за это время что-нибудь интересное? Показывали сюжет о контейнере с посланием будущим поколениям, заложенным полвека назад учениками какой-то американской школы.
— Послание из прошлого, — драматическая пауза. — От тех, кто жил в этом прошлом! — в голосе комментатора звучала патетика. Оливия расхохоталась. Ее всегда умиляла эта загадочная псевдозначительность у дикторов CNN: «Он на голову выше других, он носит густые усы, и он хочет начать войну — вот он, Саддам Хусейн!» «Она — источник сырости, она прозрачна на просвет, но без нее нам грозит смерть: вода!» Взгляд Оливии остановился на бегущей строке внизу экрана: вслед за «Янки — Редсокс 11:6 шло сообщение «Усама бен Ладен замечен в южной части Йемена. Источник сообщения заслуживает доверия».
Оливия уставилась на это сообщение, не в силах поверить своим глазам. «Опаньки!» — пробормотала она наконец. — «Н-да. Хотя оно, явно, к лучшему».
7
Оливия вдруг впала в ступор: добравшись до роскошного многоквартирного дома, где обитал Феррамо, она поняла, что, пожалуй, слегка переборщила в своих фантазиях. Она-то настраивалась увидеть нечто среднее между непотребно дорогим «Найтсбридж Отел ем» и интерьерами, в которых в начале своей диктатуры любил сниматься Саддам Хусейн: ковры, подобранные в тон, огромные диваны, вазы с цветами — этакое чудо флористики — рядом с гардинами, ампирные кресла в позолоте, светильники в восточном духе. В своем воспаленном сознании Оливия видела Феррамо с бородой, в тюрбане и роскошном халате с Калашниковым на груди. Ожидала попасть в комнату, где стоит тяжелый запах мускуса и каких-то восточных ароматов, царит турецкая (почему именно турецкая, она и сама не знала) нега — а в центре, рядом с одним из этих вычурных светильников, на молитвенном коврике, сидит, скрестив ноги, сам Феррамо.
Перед ней же было ультрасовременное здание: площадка перед входом и холл оформлены в минималистском стиле, с акцентом на морской тематике — все синее или белое, и повсюду круглые ниши, призванные, видимо, напоминать об иллюминаторах. Никаких вычурных светильников или ампирных кресел. Феррамо принадлежал пентхаус, занимавший сразу два этажа: девятнадцатый и двадцатый.
Выйдя из отливающего металлической белизной лифта (двери его, естественно, были сделаны наподобие иллюминаторов), Оливия огляделась и почувствовала, как у нее замирает сердце.
Этаж был превращен в одну огромную комнату со стеклянными стенами, которая выходила на террасу. С террасы открывался вид на бесконечную морскую гладь. Вдоль стены, во всю ее длину, протянулся бассейн с подсветкой: вода прозрачная-прозрачная, с легким оттенком в синеву — такой цвет бывает у бензина, и по ней — легкая рябь. Задняя же стена комнаты — там за стеклом полыхало закатное солнце, опускающееся за Майами, — взрыв оранжевого и нежно-розового, как форель, в небе.
Феррамо сидел во главе длинного белого стола, за которым шла игра в карты. Высокий, элегантный — Оливия просто физически чувствовала ауру силы и власти, окружавшую этого человека. Рядом с Феррамо стояла, положив ему руку на плечо, все та же индийская модель. «Просто как девица из службы сопровождения», — подумала Оливия. Длинные волосы индианки на фоне белого вечернего платья отливали темным блеском, — эффект усиливали сверкающие бриллианты.
Оливия сконфуженно отвернулась, вдруг испугавшись, что Феррамо каким-то образом узнает, какую чушь она о нем на придумала. Перед ней сидел умный, солидный бизнесмен: богатый, обладающий властью, но уж никак не террорист. Господи, как же хорошо, что она не ляпнула ничего Барри!
— Простите, как Вас зовут? — обратился к ней распорядитель на входе, державший в руке список приглашенных гостей.
— Оливия Джоулз, — пробормотала она, подавляя в душе желание прямо сейчас броситься к Феррамо с извинениями.
— Пожалуйста, сюда, — кивнул распорядитель.
Он подвел ее к официанту с подносом, на котором стояли напитки. Оливия предусмотрительно взяла стакан минералки — сегодня она не пьет ни капли спиртного — и обвела взглядом присутствующих, напоминая себе: «Никому нет до тебя дела. Каждый занят только собой, как и ты!»
Две девицы в маечках и узких джинсиках, сидящих так низко на бедрах, что это было уже почти за гранью приличия, обменивались воздушными поцелуями. Приглядевшись, она узнала в них двух S-образных красоток, что подпирали светильники в