— Езжай домой, — вещала Кейт, сидя в Лондоне. — Прямо сейчас. Позвони в ФБР и садись на ближайший самолет.

Оливия, дрожа мелкой дрожью, сидела, забившись в угол серебристой кушетки. Кушетку она для безопасности перетащила к двери, забаррикадировав тем самым вход в номер.

— Но, когда мы говорили в последний раз, ты настаивала на том, что я делаю скоропалительные выводы.

— А что я могла сказать? Все твои аргументы сводились тогда к одному: «он такой томный»! Зато теперь ты упорно не хочешь видеть факты: накануне взрыва он настойчиво отговаривал тебя идти утром в «ОкеанОтель»!

— Мне это и в голову тогда не приходило. Я-то думала, это он просто цену себе набивает. Ну, заигрывает там… Типа: «Я тебе позвоню или дам знать, как мы встретимся…»

— Оливия! Ты иногда бываешь невыносима! Послушай: он лгал! Сказал, что француз, а потом вдруг выяснилось, что он говорит по-арабски.

— Всего одно слово по-арабски! И то, что он араб, еще не значит, что он террорист! Может, он не хотел говорить, что араб, пот ему что у людей предрассудки, они после этого не хотят иметь с тобой дела! И не забывай — мне надо написать статью для «Elan». Они оплатили гостиницу, билеты!

— Ну… Они поймут, в чем дело. И… Ты… ты можешь просто вернуть им деньги. Езжай домой, Оливия!

— Люди из «Аль-Каиды» не пьют шампанское и не окружают себя тучей полуголых красоток. Настоящие террористы следят за каждым своим шагом и живут в Гамбургских трущобах в дешевых квартирах!

— Слушай! Это невыносимо. Хватит. Ты совсем зациклилась на этом пижоне и просто не въезжаешь, насколько все может быть серьезно. Садись на ближайший самолет. А в ФБР и МИ-6 я, так и быть, позвоню сама!

— Кейт! — сказала Оливия очень спокойно и тихо. — Это ведь был мой материал! Это я его сделала!

На секунду на том конце трубки воцарилось молчание.

— Господи, ты об этом? — казалось, Кейт просто долго не могла понять, чего хочет от нее Оливия. — О подписи? Ну, вышла накладка. Барри сказал, что материал будет указан, как совместный. Я когда увидела утром газету, позвонила ему и сказала все, что я по этому поводу думаю.

Интересно только, почему мне ты не позвонила?

— Ну, он сказал, что твое имя пришлось снять из-за верстки. Не было места. А ты — внештатный сотрудник… Или ты веришь, будто я хотела присвоить твой материал? Езжай-ка ты домой, девочка!

— Извини, мне надо идти, — Оливия поняла, что лучше все это прекратить. — Я должна быть на кинопробах.

Оливия выбросила разговор с Кейт из головы. Ее ждала работа, за которую она принялась с каким-то лихорадочным энтузиазмом. Достав чистый лист бумаги, она расчертила его пополам. Потом поставила над колонками заголовки:

1. Доказательства того, что Пьер Феррамо — террорист из «Аль-Каиды», задумавший стереть Лос-Анджелес с лица земли.

2. Доказательства того, что считать Пьера Феррамо террористом из «Аль-Каиды», задумавшим стереть Лос-Анджелес с лица земли, — значит идти на поводу у воображения и выдумывать всякую чушь.

Оливия остановилась и принялась грызть ручку. Она привыкла считать себя либерально мыслящей женщиной. Сторонницей равных прав. Искренне переживающей за судьбы человечества. И — положа руку на сердце — ведь она же сама говорила Кейт, что в его манере держаться нет ничего от правоверного мусульманина. Тоже мне, солдат джихада: с бутылкой марочного шампанского в руке, окруженный стайкой хорошеньких женщин и в прикиде от лучших портных!

Тут Оливия криво усмехнулась, вспомнив одного своего приятеля, который ухаживал за сестрицей Усамы бен Ладена. Дело было еще до того, как имя Усамы стало синонимом терроризма. Бен Ладены были большим, богатым, хорошо образованным кланом, вхожим в великосветские круги, и эта сестра бен Ладена была настоящей тусовщицей. И как-то приятель спросил ее, что она думает о брате, у которого в семействе была репутация черной овцы.

— Если честно, — заявила эта девица, — худшее, что можно сказать об Усаме, — он не любит светских тусовок.

«Ты — плоть от плоти ярких огней Лос-Анджелеса, но только тут, в пустыне, можно понять, кто же ты на самом деле, в чем смысл твоего бытия… бытия».

— Хорошо! Играйте! Ну же!

Оливия всегда относилась к режиссерам с глубокой симпатией. Она совершенно не представляла, что можно сказать актрисе, запоровшей сцену: «Ты можешь сыграть… получше»? Но режиссер, которого она видела сейчас, — похоже, ему вообще нечего было сказать. Он только беспомощно посмотрел на Альфонсо, который мялся, не зная, что же ему делать, открыл рот, но вместо указаний буркнул: «Угу», и тем ограничился.

Оливия еще раз присмотрелась к режиссеру. В полном недоумении. Звали его Николас Кронхейт. Судя по всему, он в жизни не снял ни одного фильма, если не считать таковыми пару видеоклипов, сделанных им во время учебы в университете Малибу. Зачем его взяли на этот фильм?

Сценарий, написанный Бранкато… Самая мягкое, что о нем можно было сказать, — этот сценарий внушал опасения. Назывался он «Границы Аризоны» и рассказывал историю голливудского актера, который вдруг осознал, что Голливуд — это сплошная туфта. Подался в пустыню, где влюбился в девушку-навахо и обрел счастье и смысл жизни в изготовлении резных шкатулочек.

Пока Кимберли — в иссиня-темном парике «под индианку» — перечитывала сцену еще раз и неимоверным, но тщетным усилием воли пыталась пробудить в себе память предков-чероки, Оливия, бочком-бочком, наподобие краба, устремилась к выходу. Этот крабий маневр был для нее совершенно не характерен. Но, видно, то была спонтанная реакция, вызванная чувством вины и неловкости из-за того, что фильм обещает быть просто неимоверно плохим.

— Привет!

Оливия едва не поперхнулась кофе-латте: Мелисса в своем репертуаре. Напор и энергия.

— Как тебе пробы? Ты взяла интервью у Николаса? Хорош?

Какое счастье, что Мелисса тараторила без перерыва, не оставляя собеседнику никакой возможности вставить хоть слово!

— А вот наши серфингисты. Сногсшибательные ребята! Все утро тренировались на море, а теперь будут пробоваться перед камерами. Пойдешь смотреть? Пригодится для статьи.

Серфингисты — стайка молодых парней с травленными перекисью волосами — стояли в холле и пускали слюни на девицу-в-исподнем, сидящую в стеклянной клетке позади стойки портье.

— А это наша преподавательница искусства речи, Кэрол. Вы знакомы?

Кэрол, на первый взгляд, показалась Оливии довольно интересной и милой. Лицо в морщинках в атмосфере этого отеля смотрелось довольно дико. Словно на вечеринку, где все в отглаженных, с иголочки костюмах эта дама пришла в старой мятой юбке. Оливия представила, как ее окружают кольцом и