17
Тридцать восемь минут спустя Оливия Джоулз лежала под простыней в белом салоне на Родео-драйв, а в лицо ей со змеиным шипением били шесть струй дико горячего пара.
— Гм… прости, что пристаю, но эти штуки точно нормально работают? Потому что…
— Абсолютно нормально. Лучистое тепло микроколлапсирует эпидермальные целлафиды и еще стимулирует…
— Нет, я — ничего… просто я боюсь, от них потом пятна останутся во все лицо.
— Боже мой, да расслабься уже. Ты шикарно будешь выглядеть.
Кожу пощипывало, как будто помимо шести газовых конфорок ее лицо обрабатывал взвод беззубых мини-пираний.
— Послушай, Майкл, — сказала она, твердо намеренная выжать хоть что-то полезное из тихого ужаса за четыреста пятьдесят долларов, — а ты откуда Трэвиса знаешь?
— Трэвиса? А кто это?
— Ну как же? Ты же нас познакомил в Майами.
— Так ты из Майами? У тебя, наверно, после самолета биоритмы сбились. Я тебе могу ионизацию сделать.
— Нет, спасибо. Он ведь вроде актер и одновременно писатель, да?
— А, он? Да…
— Это он сценарий писал для Феррамо?
— Да бог с тобой! Трэвис для Феррамо? Кстати, не хочешь его крем купить? Лучше сразу брать большую банку — очень выгодно: двести миллилитров всего за четыреста пятьдесят…
— Нет, спасибо. А почему Трэвис не мог написать… ой! Ты что делаешь?
— Повышаю начальное сопротивление эпидермиса. Тебе надо все-таки ионизацию попробовать. Даже если биоритмы в норме, все равно. Это, во-первых, омоложение потрясающее, потом это все гипоаллергенно, никаких свободных радикалов…
— Спасибо, не надо.
— …растительные экстракты регулируют биоколику, — монотонно пел Майкл, абсолютно игнорируя ее реплики.
— Так как ты познакомился с Трэвисом?
— С Трэвисом? — Майкл рассмеялся. — Гос-с-споди!
— А что смешного?
— Трэвис здесь деньги забирает и отвозит в банк. Он в какой-то охранной фирме работает. Слушай, у тебя свой косметолог есть? — неожиданно добавил он.
— Н-нет, нету, — ошарашенно сказала она.
— Если хочешь, я, как будешь уходить, дам тебе карточку. Теоретически я не должен вне салона работать, но к особым клиентам я на дом хожу.
— Спасибо, конечно, но я вообще-то не здесь живу.
Конфорки погасли, успокаивающий аромат эвкалипта и ровный поток бредятины погружали ее в полусон. Оливия как могла пыталась противиться их усыпляющему влиянию.
— Хочешь, я к тебе в отель приду?
— Нет. А как так получилось, что вы там на вечеринке все друг друга знали?
— А я их так-то особенно и не знаю. Просто я перед банкетами как косметолог работаю. По-моему, там часть на вилле познакомилась — у Феррамо вилла в Гондурасе, на островах, он туда нырять ездит. Так, теперь смотри, я тебе делаю эвкалипт и касторовое масло. Я ничего генетического не использую, все настоящее, все проверенное, без добавок. Я тебе еще с собой сделаю.
— Это сколько будет стоить?
— Двести семьдесят пять.
Оливия постаралась не улыбнуться.
— Спасибо, — твердо сказала она, — с меня хватит массажа.
В раздевалке она взглянула в зеркало и охнула. Это был ужас: все лицо в красных кружочках, как будто на нее напало существо со щупальцами и присосками или же стайка мелких паразитов, которые, виляя хвостиками, стремились урвать от нее кусочек. Вообще, если подумать, примерно так оно и было.
Часы показывали без четверти шесть. Через сорок пять минут у нее был ужин с Феррамо. Оливия уже здорово мандражировала и была по-прежнему покрыта красной крапинкой. Слава Богу, есть тональный крем. В шесть пятнадцать почти ничего не было заметно. Она была одета, причесана, накрашена и внешне вполне готова к встрече с неизвестным. Правда, это только внешне. Ладони потели, живот сводило судорогой от страха. Она пыталась не психовать, дышать глубже, думать головой и действовать спокойно. Надо представлять себе позитивные варианты: может, Феррамо вообще ничего не знает ни о звонке в ФБР, ни о жучке в номере. Может, это все устроил дурацкий трепач-коридорный с чудовищными мускулами и подозрительной растительностью на лице? Может, он работает на бульварную газету? Думал, в номер поселят какую-нибудь знаменитость, вот и прилепил жучка. А потом сдал ее Мелиссе. Или, может, Феррамо знает про звонок и теперь ждет возможности сказать ей, что все нормально: он, мол, понимает, почему у нее могли возникнуть подозрения. Дальше он объяснит, что он наполовину суданец, наполовину француз, что он ученый и врач и еще снимает фильмы в качестве хобби, что ему надоела вся эта суета, и он хочет уехать в Азию лечить недужных и нырять с аквалангом.
Когда настало время выходить, Оливия уже основательно себя загипнотизировала и была уверена, что все замечательно. Все просто классно! Она сейчас поужинает, развлечется напоследок, а потом вернется в Лондон спасать остатки своей журналистской карьеры.
Но оказавшись в коридоре, Оливия струсила. Она соображает, что она вообще творит? Господи, ты что, рехнулась совсем? Ехать на ужин, одной, неизвестно куда, к арабскому террористу, который знает, что он раскрыт. Какой тут к черту позитив! На ужин. Ага. Вот он тебя на ужин и сожрет. Ладно, хоть пятна удалось замазать.
Двери лифта открылись.
— Господи, что у Вас с лицом?
На нее смотрела Кэрол, эта сморщенная старушка, что обучает актеров искусству речи.
— Ничего. Я это… в салоне была, — сказала Оливия, входя в лифт. — А вы с актерами работали, да? На пробах?
— И с ними тоже.
Оливия быстро глянула на нее. Кажется, Кэрол была чем-то обеспокоена.
— Правда? То есть, вы не только с актерами, — Оливия решила рискнуть. — Вы и с остальной командой работаете?
Кэрол посмотрела ей в глаза. Казалось, она могла бы многое рассказать, если бы было можно.
— Я просто всегда думала, что это только актерам нужно, — как бы случайно добавила Оливия.
— Есть много причин, чтобы сменить акцент.
Двери открылись, и их взорам предстал холл, который, сияя красотой на фоне белой стены, пересекала Сурайя.
— Что скажете? — заговорщически спросила Оливия, кивнув в ее сторону. — Малибу с бомбейским оттенком?
— Хаунслоу[11], — совершенно серьезно ответила Кэрол.
— А Пьер Феррамо? — шепнула Оливия, когда они выходили из лифта. — Каир? Хартум?
— А вот это уже не в моей компетенции, — слишком уж весело отозвалась Кэрол. Она не сводила глаз с Оливии. — Ну, всего доброго, хорошо вам повеселиться.
Она сухо улыбнулась и, закутавшись в кардиган, направилась к швейцару-парковщику.
18
Оливия подошла к конторке и попросила портье перевести все бывшие и будущие расходы по пребыванию со счета «Elan» на ее кредитку. Дорого влетит ей эта поездочка, но честь девичья дороже. Пока она ждала регистраторшу, возник любопытный коридорный с козлиной бороденкой и накачанными мускулами.
— Уезжаете?
Ну совсем он не похож на коридорного! Слишком уж умен, слишком выдержан. Может, он блестящий студент-математик решил подзаработать на каникулах? Нет, староват для студента…
— Пока нет.
— Нравится вам у нас?
— Очень. Только вот микрофон в номере не понравился.
— Простите, не расслышал.
— Расслышали, — негромко сказала она, вглядываясь в его лицо.
Регистраторша вернулась, и одновременно возник