— Вы из полиции, — сказала она. — Должно быть, по поводу бедной Эмилии.
— Да, — ответил Валландер. — Надеюсь, я не очень затрудню вас.
Она пригласила его войти. В прихожей сильно пахло псиной. Они прошли на кухню, где Валландер насчитал на полу четырнадцать собачьих мисочек.
— Я держу их во дворе, — сказала Тира Улофссон, проследив за его взглядом.
Валландер мельком подумал, а не запрещает ли закон держать столько собак в городе, и сел за стол, напрасно ища глазами ручку или карандаш. На сей раз он положил в карман блокнот, а ручку забыл. Но на подоконнике лежал огрызок карандаша, которым он и воспользовался.
— Вы правы, госпожа Улофссон, — начал он. — Я по поводу Эмилии Эберхардссон. От ее соседей мы слышали, что она была активисткой ассоциации защиты животных. И что вы хорошо ее знали.
— Я не могу сказать, что хорошо знала Эмилию. И вряд ли хоть кто-нибудь ее хорошо знал.
— А ее сестра Анна участвовала в вашей работе? Помогала вам?
— Нет.
— Как странно. Я хочу сказать, две сестры, обе незамужние, живут вместе — казалось бы, у них должны быть сходные интересы.
— Вы мыслите стереотипами, — важно ответила Тира Улофссон. — Как я понимаю, Анна и Эмилия были очень разные. Я всю жизнь проработала учительницей, так что научилась разбираться в людях и видеть разницу. Она заметна уже с раннего детства.
— Расскажите, пожалуйста, об Эмилии.
— Неприятная была женщина. Из тех, кто всегда все знает лучше. Любила задирать нос. Но поскольку она жертвовала нам деньги, мы не могли от нее избавиться. Хотя очень хотелось.
Тира Улофссон рассказала о группе защиты животных, которую она и несколько ее единомышленников создали еще в шестидесятые годы. Они работали только в своем городе. Импульсом для создания ассоциации стало все возрастающее количество одичавших кошек. Но ассоциация всегда была невелика — всего несколько членов. В начале семидесятых Эмилия Эберхардссон прочла в газете «Истадс аллеманда» об их деятельности и связалась с ними. Каждый месяц она переводила им деньги и принимала участие в собраниях и других мероприятиях.
— Однако не думаю, что она любила животных, — неожиданно сказала Тира. — Она все это делала, чтобы ее считали хорошей.
— Не очень лестная характеристика.
Тира Улофссон дерзко посмотрела на него через стол:
— Мне казалось, полицейским нужна правда. Или я ошибаюсь?
Валландер сменил тему и спросил ее о деньгах.
— Она жертвовала тысячу крон в месяц. Для нас это очень большая сумма.
— Она производила впечатление богатой женщины?
— Она не носила дорогой одежды, но я уверена, деньги у нее водились.
— Спросим себя — откуда? Магазин швейных принадлежностей с богатством как-то не ассоциируется.
— Я не особенно любопытна, — ответила она. — Я не знаю, откуда у нее были деньги и какой доход приносил магазин.
Валландер подумал немного и рассказал ей правду.
— В газетах сообщалось, что сестры сгорели, но не сообщалось, что сначала их застрелили. Когда начался пожар, они были уже мертвы.
Она выпрямилась на стуле.
— Кто мог застрелить двух старух? Это все равно, как если бы кто-то решил убить меня.
— Это-то мы и хотим понять. Потому-то я и здесь. Говорила ли Эмилия, что у нее есть враги? Может быть, она была напугана?
Тира Улофссон не задумалась ни на секунду:
— Она всегда была уверена в себе. И никогда не рассказывала о том, как они с сестрой жили. И когда уезжала, ни разу даже открытки не прислала. Ни разу, хотя теперь столько замечательных открыток с животными!
Валландер удивленно поднял брови:
— Вы хотите сказать, они много путешествовали?
— Каждый год по два месяца. В ноябре и в марте. Иногда и летом тоже.
— И куда они ездили?
— Как я слышала, в Испанию.
— А кто же присматривал за магазином?
— Они ездили по очереди. Может быть, хотели отдохнуть друг от друга.
— В Испанию? А что еще вы слышали? И откуда идут эти слухи?
— Не помню. Я слухами не интересуюсь. Кажется, они ездили в Марбелью. Но я не уверена.
Валландер подумал, что не так уж она глуха к сплетням, как говорит, и, поблагодарив ее, откланялся. Он вернулся в участок, размышляя о том, что она сказала. Хотя в ее голосе и не было враждебности, ее рассказ об Эмилии Эберхардссон хвалебным не назовешь.
Когда Валландер вернулся в участок, Эбба сказала, что его искал Рюдберг. И Валландер прошел прямо в его кабинет.
— Картина проясняется, — сказал Рюдберг. — Я думаю, надо собраться и устроить короткое совещание. Насколько я понимаю, все здесь.
— А что случилось?
Рюдберг энергично помахал пачкой каких-то бумаг у него перед носом.
— Вот пришли из депозитарно-регистрационного центра, — сказал он. — И в этих бумагах очень много интересного.
Валландер не сразу вспомнил, что Шведский депозитарно-регистрационный центр среди прочего ведет учет владельцев ценных бумаг.
— А мне, со своей стороны, удалось узнать, что по крайней мере одна из сестер была чрезвычайно неприятной женщиной, — сказал он.
— И это ничуть меня не удивляет, — усмехнулся Рюдберг. — Богачи часто неприятны.
— Богачи? — переспросил Валландер.
Но Рюдберг ничего не ответил и, только когда они все собрались в переговорной комнате, рассказал все в подробностях.
— Согласно данным Шведского депозитарно-регистрационного центра, сестры Эберхардссон владели акциями и облигациями общей стоимостью около десяти миллионов крон. Как они ухитрились сделать так, что все это не облагается налогом, — загадка. Оказалось, что они и подоходный налог не платили. Я обратился к налоговикам. И выяснилось, что Анна Эберхардссон зарегистрирована как резидент Испании. Но мне все еще не вполне ясны детали этого дела. Так или иначе, у них был большой портфель инвестиций как в Швеции, так и за границей. — Рюдберг положил документы на стол. — Мы не можем исключить возможности того, что это, как говорится, лишь верхушка айсберга. Пять миллионов в сейфе и десять миллионов в акциях и облигациях. Это то, что мы обнаружили в течение нескольких часов. А если мы поработаем еще неделю? Возможно, счет вырастет до ста миллионов.
Валландер рассказал о своей встрече с Тирой Улофссон.
— Анну тоже характеризуют не самым лестным образом, — сказал Сведберг, когда Валландер замолчал. — Я разговаривал с человеком, который пять лет назад продавал сестрам тот дом. Цены тогда начали падать. А до этого сестры снимали жилье. Торговалась, очевидно, Анна. Эмилия при этом не присутствовала. И агент по недвижимости сказал, что Анна была самой трудной покупательницей из всех, кого он встречал. Видимо, она как-то пронюхала, что его фирма испытывает трудности — и в смысле надежности, и в смысле ликвидности. Он сказал, что она была холодна как лед и практически его шантажировала. — Сведберг покачал головой. — Я совсем не так представлял себе старушек, торгующих пуговицами, — закончил он, и в комнате повисло молчание.
Молчание нарушил Валландер.
— На этом направлении мы совершили прорыв, — начал он. — Но